Его рот принял знакомое ей упрямое выражение. Она знала, что уговорить его не сможет. Поэтому она повернулась к нему и поцеловала.
– Ну пожалуйста, – повторила она шепотом. Он обнял ее за талию и пододвинул к себе поближе, положил голову на ее грудь. Она пригладила его волосы и поцеловала в лоб.
– Завтра, – сказал он. – Я хочу его увидеть завтра.
– Хорошо, – вздохнула она. – Завтра. Я выйду с ним в город в кондитерскую рядом с кафе Флориана. Вам это место известно. Но вы должны будете сохранять большую осторожность, разговаривая в его присутствии. Я не назову ему вашего имени. Он очень понятливый и может рассказать о вас Алессандро или кому-либо другому. Мы сделаем вид, что встретились случайно. Возможно, вы наденете маску.
Раф весьма грубо выругался. Потом притянул ее к себе и навалился на нее всем телом.
Алессандро увидел своего противника Бонапарта сидящим по другую сторону обеденного стола. Лоредану потребовалось мобилизовать все свое самообладание, дабы сдержаться и ограничиться умиротворяющими банальностями, которые проинструктировал ему высказать Бонапарту сенат. Слова Лоредана были выслушаны с величайшим презрением, и ему с самого начала стало очевидно, что ни он, ни кто-либо другой не в силах заставить Наполеона Бонапарта отказаться от мысли на следующее же утро захватить Венецию, коль скоро он того пожелает.
– Кстати, о доже, – сказал коротышка-генерал, маленькими глотками отпивая шампанское. – Я немного слышал о нем. Говорят, что он уже впавший в маразм старикан. Так ли это?
Хотя это и соответствовало действительности, Алессандро воздержался от выражения своего согласия.
– Странный выбор лидера, – заметил Наполеон. – Но, вероятно, другого, более подходящего, у вас просто нет. Маразматический лидер для маразматической республики. – Он рассмеялся своей шутке. – А инквизиторы! Я слышал, что это беззубые старцы, почти ослепшие и оглохшие, а граждан Венеции бросает в дрожь при одном упоминании их имен.
– Только в тех случаях, если они чего-нибудь опасаются с их стороны, – спокойно сказал Алессандро. – Опасаться же приходится только виновным.
– Но ведь все люди в чем-то виновны. Вы не станете возражать? Именно поэтому венецианцы и боятся.
– Страх – надежное средство держать под контролем население, – пожал плечами Алессандро.
– Глупость, – фыркнул корсиканец. – Для того чтобы внушить страх настоящим мужчинам, требуется целая армия. Французов не запугали бы три беззубых старика! Но скажите мне, – он наклонился вперед в сторону Алессандро, и его черные глаза сверкнули, – говорят, что дож ежегодно вступает в брак с морем. Это правда? Должно быть, любопытнейший спектакль! Интересно, дож входит в невесту полностью одетым или обнаженным? Или, возможно, он выбрызгивает свое семя в какой-нибудь сосуд и бросает его в воду? А от такого брака когда-нибудь рождаются дети? Это рыбы или маленькие старички?
Офицеры Бонапарта хихикали. Хранивший же молчание Алессандро холодно улыбался.
– Говорят, что мужчина может производить детей даже после девяноста лет, – продолжал Наполеон. – Я полагаю, что следует посоветовать дожу выбрать менее темпераментную и не такую опасную любовницу, если он хочет кого-то родить.
Один из членов венецианской делегации попытался объяснить, что обручение Венеции с Адриатическим морем чисто символическая церемония, в ходе которой дож бросает в волны золотое кольцо. Однако Наполеон все время прерывал его оскорбительными и саркастическими замечаниями – попытка разъяснения приобрела еще более фарсовый характер, нежели само событие.
– Говорят, – насмешливо заметил Наполеон, – будто венецианские дворяне настолько глупы, что не способны даже запомнить, кто они такие, и именно поэтому заносят свои имена в «Золотую книгу».
– А может быть, – высказал предположение французский адъютант Наполеона, – они делают это для того, чтобы подтвердить свое происхождение и отцовство?
Французы искренне захохотали. Венецианцы напряженно молчали. Бонапарт же заметил, что имя, внесенное в книгу, ничего не доказывает.
Потом Наполеон издевательски проанализировал венецианское государственное устройство – начиная от Совета и сената вплоть до Совета десяти и инквизиторов. Алессандро решил не разъяснять Наполеону, что подобная система блестяще функционировала в прошлом и построена так, чтобы предотвратить возможность возникновения пагубного соперничества, которое принесло бедствия французскому революционному правительству, а потом вообще превратило его в прах.
Властью в Венеции не была наделена какая-либо отдельная личность или одна-единственная группа. В результате Венеция прошла через благодатную историю внутреннего мира, в то время как все окружавшие ее государства стали жертвами амбиций отдельных людей или партий. Алессандро воздержался и не указал, что, будь Франция Венецией, в ней было бы невозможно появление какого-нибудь Наполеона Бонапарта.
Наконец обед закончился, и генерал грубо отпустил своих гостей и возвратился к работе. Венецианская делегация вернулась в респектабельную гостиницу в Вероне.
– Как он осмеливается так вести себя? – вспыхнул один из молодых делегатов, когда они сошлись в комнате Лоредана. – Как решается выступать с такими нападками на нас? Не человек, а олицетворение наглости!
– И я был бы нагл, если бы имел за спиной восьмидесятитысячную армию, – спокойно заметил Алессандро. – Я скорее обеспокоен, что мы не смогли внушить ему неразумность нападения на нас.
– Сидели за обедом, когда он нас унижал! – вскипел другой делегат. – Оскорбительно! Мы были обязаны остановить его!
– Как? – спросил Алессандро. – Поверьте, мне очень хотелось разложить его на своих коленях и хорошенько отшлепать. Но, согласно нашим инструкциям, мы не должны возбуждать его против нас. Мы должны выслушать его и заверить в наших мирных намерениях, подтвердить наш нейтралитет. Но не злить и не провоцировать.