Простые слова вызвали в ней такой восторг, какой никогда не рождали изысканные метафоры ее друзей.
– И я тоже хочу вас, – прошептала она. – Но не знаю…
– Не волнуйтесь. Доверьтесь мне.
Он помог ей раздеться и разделся сам. При взгляде на его мускулистый торс, сильные бедра и напряженную плоть ее щеки зарделись. Раф заметил это и усмехнулся.
– Разве вам никогда не приходилось видеть обнаженного мужчину?
– Нет, – сказала она, прикрыв простыней нагую грудь. – Алесс… мой муж всегда был в ночной рубашке. И гасил свечи.
– Ну а мы тогда оставим их гореть. – Раф лег рядом с ней и прижал к себе. Он целовал ее и чувствовал, как уходят прочь ее ужас и смятение. – Ничего, вы не безнадежны. Думаю, вас можно спасти от воздержания.
– Но я не знаю, как надо любить… – извиняющимся тоном сказала она.
Он тихо рассмеялся. Крепко удерживая ее бедра, он проскользнул между ее ногами и любил ее ртом и языком. Это сперва привело ее в смущение. Такого Алессандро с ней никогда не делал. Но Рафа не остановили ни ее приглушенные протесты, ни слабые попытки отстранить его. Он был настойчив, и она отдалась захлестнувшим ее бурным потокам чувств.
Раф ощущал, как нарастает ее волнение. Он накрыл ее всем телом, заполнил ее задыхающийся рот своим языком и дал ей почувствовать свое мужское начало. Она стонала и прижималась к нему. Он не отпускал ее до тех пор, пока она не начала задыхаться и не стала умолять его остановиться. Ощутив ее внутренний трепет, Раф глубоко, с силой вошел в нее. Она вскрикнула и вонзилась ногами в его спину. Они, содрогаясь, перекатывались по постели. Наконец силы их иссякли на едином вздохе, и они лежали, тяжело дыша, чувствуя, как постепенно успокаивается бешеное сердцебиение.
Фоска повернула голову и с удивлением посмотрела на смуглое лицо человека, лежавшего рядом с ней на подушке. Дрожащими пальцами она притронулась к его щеке и чуть слышно прошептала: «Рафаэлло». Она закрыла глаза, чувствуя себя успокоенной, умиротворенной. Ушло прочь глодавшее ее беспокойство, исчезло причинявшее боль одиночество.
Фоска уютно прильнула к Рафу и прижалась щекой к его груди. Он обнял ее, будто защищая от опасности. Однако вскоре он снова захотел ее. Они занялись любовью – на этот раз медленно, расслабленно, без спешки. А потом заснули, сплетясь телами. Но прежде чем впасть в сладкий сон, Фоска мельком подумала, сколь странной оказалась эта ночь и как судьба вмешалась в их жизнь. Впервые увидев его в зале сената, она знала, что будет принадлежать ему.
По другую сторону двери на полу узкого коридора скрючилась Лиа. Она дрожала от холода и печали, а на щеках ее засохли соленые слезы.
Утром, как только ворота гетто открылись, Фоска, скрывшись под маской и плащом, проскользнула мимо испуганного стражника.
Краем глаза она заметила, что тот был не один, а с хромым человеком в маске с горбом и довольно крупными руками и ногами.
Фоска пробежала мимо них и под мостом через канал Реджио подозвала гондолу. Откинувшись на подушки под защитным покровом шатра, она вдруг ощутила, как в сердце проник холодок и исчезло сладостное тепло, которое принесла ей минувшая ночь.
В горбуне она признала Пьетро Сальвино, секретаря Алессандро Лоредана.
Глава 6
ТОМАССО
– Вы – Леопарди, тот самый еврей? Не так ли? Раф отложил в сторону сверяемые им грузовые манифесты.
Он сидел за угловым столиком в излюбленной им таверне вблизи доков. Обратившийся к нему мужчина был без маски и шляпы, с приятным лицом, хотя и с некоторыми следами разгульного образа жизни. Несмотря на то что волосы его были не напудрены, а одежда ветхая, в нем безошибочно проглядывались черты переживающего трудные времена дворянства – высокомерие и готовность защитить себя. Не дожидаясь приглашения, незнакомец пододвинул стул и сел рядом с Рафом.
– Мы уже встречались, но вы не помните. Тогда мы оба были в масках. Меня зовут Томассо Долфин. Фоска – моя сестра.
– Мне эта синьора незнакома, – отрывисто сказал Раф. «Что на уме у этого типа? – задумался он. – Пытается меня шантажировать? Что-то вынюхал ночью?»
– Да нет же, вы знаете ее, – весело бросил Томассо. – Вы еще спрашивали меня о ней, а затем пустились за ней в погоню. Полагаю, догнали. Ведь вы молоды, сильны и скорее всего быстры.
Раф сердито посмотрел на него.
– Полагаю, вы собираетесь сообщить мужу этой дамы о моем интересе к ней, если я не заплачу вам за молчание? В таком случае, синьор, вы зря теряете время. Убирайтесь отсюда.
– Мой дорогой, вы, евреи, излишне чувствительны, – прокудахтал Томассо. – Не скрою, я постоянно нуждаюсь в деньгах, но никогда не прибегаю к шантажу. Это вроде работы, а она требует усилий. Мне очень жаль, если у вас создалось ложное впечатление. Я просто хотел продолжить знакомство с вами и полагал, что имя Фоски поможет преодолеть вашу подозрительность. К сожалению, я добился противоположного результата. Прошу извинить. – Он широко улыбнулся. – В тот день, – продолжал Томассо, – я слышал ваше выступление в сенате. На меня произвели большое впечатление ваши пыл и искренность. «На этот раз, – подумал я, – нашелся наконец человек, который сказал правду». Древние стены сената уже долгие годы ничего подобного не слышали. Я полагаю, что мы можем быть полезны друг другу, синьор Леопарди.
– Да? – сказал Раф, в душе которого крепло подозрение. Уж слишком льстил этот юноша.
– Все еще не доверяете мне, – со вздохом сожаления отметил Томассо. – Я не виню вас. В наши дни шпионы вынюхивают на каждом углу и собирают информацию под каждым столом. Знаете, что, даже когда вы пошли в «Ридотто» за моей сестрой, за вами следили? Комедия!
– Что? – Глаза Рафа потемнели. – Вы лжете.
– Зачем, приятель? – беззаботно спросил Томассо. – Вы думаете, раз они разрешили вам высказать свое мнение, то больше не будут обращать на вас внимания?
Убедитесь сами. Как раз сейчас агент инквизиторов пытается что-то выведать у входа в кафе. Я сразу признал этого кретина. Вот почему я здесь. Я не хочу, чтобы рухнуло ваше дело. Вы можете добиться многого, располагая добрым советом и поддержкой. Вы искренни, но все еще наивны в отношении наших достопочтенных…