— Что за семья? — спросил Ки скорее для вида.
— Понятия не имею, — пожал плечами Чжинки. — Собирайся, едем домой.
— Ты… — хотел было спросить Тэмин.
— Нет, Тэмин, он едет домой и точка, — грозный взгляд пресек всякие попытки пререкаться. Чжинки назвал младшего его настоящим именем, а это означало, что старший доведен до точки кипения. Чжинки имел свойство довольно легко приходить в ярость, временами его побаивался даже безразличный ко всему Ки.
Ки равнодушно пожал плечами, бросая на стол очередную подписанную карточку, выуженную из букета.
Потеряв память, он прошел через несколько долгих лет, полных неконтролируемых слез, необъяснимого отчаяния и желания уйти из жизни. За это время он привык доверять Чжинки, почувствовав в нем несгибаемую опору. Временами деспотичность Чжинки доходила до абсурда, но Ки она ни разу не принесла неудобств. В руках Чжинки он беспричинно плакал днями напролет, усилиями Чжинки он пытался припомнить хоть какие-нибудь факты из прежней жизни. Волею Чжинки он начал заставлять себя жить.
Тэмин иногда рассказывал, что прежде Чжинки был совершенно другим.
— Такой тюфяк-добряк, — смеялся юноша в отсутствие старшего брата. Ки верилось с трудом, что этот человек, способный взглядом пригвоздить человека к месту, мог проявлять в прошлом подобную слабость. Но Тэмин настаивал на правдивости своих слов и Ки со своим недоверием отступал. В конце концов, Тэмину лучше знать.
Юноша безоговорочно поверил в то, что Тэмин и Чжинки его братья, хотя тому даже внешнего подтверждения не отыскивалось: Ки видел, что все они трое абсолютно разные. Но теплота, которой окружали его эти незнакомые люди, согрела его обледеневшее сердце. Когда ночами он просыпался в очередных слезах и рядом не обнаруживалось старшего брата, его всегда крепко обнимали заботливые руки младшего. Поначалу его кормили с ложки, словно пациента, страдающего тяжелой болезнью. Его с трудом, но вытягивали на разговор. Со временем он начал припоминать отдельные слова, а потом враз заговорил.
На сцене он оказался случайно — Тэмин попросил подсобить в школьном спектакле. Однако результат привлек к нему внимание верхушки местного театра. Он неосторожно принял приглашение на прослушивание, впервые пойдя вопреки советам затревожившегося Чжинки. Прослушивание он прошел, как и ожидалось, с немалым успехом, после чего ему выделили для пробы эпизодическую роль. Но юноша настолько очаровал персонал своей непревзойденной игрой, что вскоре получил роль главную.
В тот вечер старший брат сердито мерил ногами гостиную, грозно позыркивая на Тэмина и Ки, кротко сидящих на диване и примерно сложивших руки на коленях. А потом увел упершегося, как баран, Тэмина в другую комнату и на повышенных тонах выяснял отношения.
Ки не прислушивался к спору, утонув в этот момент в ярком воспоминании: черное море, гладь которого бриллиантами усыпало отражение звезд, синее полотно небес, на которых эти бриллианты сияли, одинокая луна — единственный его собеседник. После одного похожего воспоминания Ки как-то спросил Тэмина, бывали ли они на море, и тот ответил отрицательно. Однако юноша находился в полной уверенности, что он-то сам на море побывал когда-то. Возможно, это было в прошлой жизни?
Тем временем, в споре победило количество голосующих: Ки и Тэмин.
Сперва Ки несерьезно отнесся к своему новому занятию. Сопровождаемый то зорким и устрашающим Чжинки, то флиртующим со всеми подряд Тэмином, он появлялся на репетициях и отыгрывал выученную на зубок роль. А потом возвращался в тихую обитель — под крышу уютного дома. Но зернышко, брошенное в горшок на удачу, проросло. Он настолько проникся театром, что рутина превратилась в неподдельное удовольствие. Придуманные жизни стали его жизнью, по несколько десятков раз он проживал фантазию за фантазией. Он по-настоящему задышал сценой, ибо только на сцене его необъятная грусть отступала на какое-то время.
Тем не менее, и на спектаклях он также появлялся в сопровождении то Тэмина, то Чжинки, а то и обоих сразу. Один он не делал и шага в сторону, немало страшась чего-то и ощущая себя комфортно только в присутствии одного из братьев. Его приглашали и на гастроли, но юноша твердо отказывался. В итоге, именно в их городок-деревушку приезжали именитые люди со всей страны поглядеть на диковинную игру талантливого актера, ведущего весьма уединенный образ жизни. И нарушить это уединение не удавалось никому, поскольку уезжал Ки всегда с Чжинки, обладавшим талантом настолько умело обводить вокруг носа преследователей, что Тэмин втихаря ему завидовал.
Чжинки все время чего-то ожидал. Ожидал этого и Тэмин поначалу. Но если младший брат вскоре расслабился, то старший еще долго держал ухо востро и на спектаклях часто оглядывался, выискивая кого-то в толпе. Ки, бывало, невольно замечал, как сидящий в первых рядах Чжинки хаотично глядит за спину на завороженных действом зрителей. Замечал, но не говорил ни слова.
Дверь распахнулась, впуская в гримерку девушку из персонала, бережно несущую очередной гигантский букет. Букет был настолько большим, что скрывал девушку с головой, оставляя открытыми лишь ее стройные ноги, которыми тут же залюбовался Тэмин.
— Дай-ка его сюда, малышка, — засуетился младший брат, принимая из рук худенькой девушки букет с вазой и ставя его на стол гримерной перед зеркалом. — Хватит таскать неподъемные тяжести, зови меня, когда нужно, — заулыбался Тэмин зардевшейся девушке.
Чжинки сердито выдохнул. Ки полез за карточкой. Юноша чувствовал себя обязанным прочитать каждую карточку, словно так он отдавал должное своим поклонницам. Карточек было бесконечное множество и все они пылали безграничной любовью. И хотя белые букеты временами не помещались в скромной гримерной, тоска в сердце все росла и росла, грозясь однажды заполнить его собою полностью, не оставив места ничему другому.
Сегодня Ки испытывал тоску особенно сильно. Возможно, сегодня была какая-то важная дата, которую он должен помнить, но не помнил. День рождения Тэмина, если верить его неверной памяти, еще не скоро. Да и Чжинки с Тэмином на счет сегодняшней даты молчат, а им он доверял. Возможно, сегодняшняя дата из тех, о которых они не знали. В таком случае и Ки рискует никогда не узнать, в чем она заключается. Но тоска оттого меньше не становилась.
— Пошли, — позвал среднего брата Чжинки, недовольно смерив взглядом Тэмина.
Юноша кивнул, бросил прочитанную карточку в кучу других и вышел через дверь черного хода, любезно приоткрытую для него Чжинки.
— Не задерживайся, — бросил Чжинки Тэмину напоследок.
— Ага, — закивал тот, беззастенчиво тесня девушку к зеркалу.
Когда дверь за братьями закрылась, юноша поднял девушку за талию и усадил на столик, случайно смахнув ворох карточек. Девушка взвизгнула, порозовев, а Тэмин полез собирать карточки, памятуя о том, насколько они ценны для Ки.
К среднему брату он относился намного трепетнее прежнего, зная куда больше Чжинки о причинах и следствиях событий, произошедших несколько лет назад. И втайне благодарил богов за то, что они подарили Ки блаженное спокойствие, которое Тэмин каждое новолуние как мог старался укреплять. До тех пор, пока остается нетронутым заклятье, отводящее взгляды ищущих их колдунов, пока нет никого, кто своим появлением мог бы его разрушить, пока нет бреши в магической стене, возведенной Тэмином с превеликим трудом, пока в ней нет опасных трещин, через которые блокированные воспоминания могли бы просочиться наружу, до этих пор все будет хорошо, все трое будут в безопасности.
Последняя поднятая карточка, отправленная в стопку к остальным, гласила:
«Рукоплещу стоя, Бомми, котенок».