— Анна, ну за кого вы нас принимаете? — сказал Джей. — Это и так очевидно. Справимся уж.
— Я и не сомневаюсь. С тобой девочки точно не пропадут, Джей — ответила ему Анна с ласковой улыбкой, и он горделиво расправил плечи. В её словах чувствовалась глубокая благодарность. Между ними теперь появилась какая-то духовная связь. Лукас еле слышно усмехнулся. — Тогда мне осталось пожелать вам удачи и, наверное, обнять, если вы позволите.
Мы не возражали. В тот момент, когда я прижалась к Анне, нос защекотал терпкий аромат парфюма. В её объятиях я почувствовала себя как за каменной стеной. Думаю, ей сложно было расставаться с нами. Я неожиданно ощутила, что рукав моей рубашки намок, и приподняла голову. Анна плакала.
Будто смутившись, луна спряталась за облаками. Ветер не дул, но вода беспокойно колыхалась, словно одержимая тёмными духами. Берег озера Теней: поляна с обширными блеклыми прогалинами земли между высокой травой и кустарниками, невысокий обрыв над водой, царапающие небо деревья — только казался обычным местом, одним из многих клочков земли, затерянных в нетронутой человеком природе. Но что-то подсказывало, что на деле в нём не было ничего простого. Окружающее пылало магией — нехорошей, враждебной. Чужаков здесь не любили. Царила мёртвая тишина, я не слышала ни сверчков, ни малейшего шороха листьев, пока мы безмолвно ужинали. Только отчаянно хрипел и ворчал костёр. Пегасы замерли вдали в тяжёлом сне, будто превратившись в статуи.
Атмосфера накалилась ещё в тот момент, когда мы летели к озеру и готовили места к ночлегу. Общение стало натянутым и излишне дружелюбным. Словно мы и вправду выбрались из дворцов и замков для дружеского путешествия. Компания из двух девушек и двух парней, не разлей вода. Зои не дула губы, Джей не встревал в ссоры, Лукас не смотрел ни на кого снисходительно и по-взрослому насмешливо. Мы вели себя так, будто бы забыли о случившемся днём и не волновались из-за надвигающегося кошмара. Сначала я даже подумала, что одна переживаю (слишком уж безмятежно выглядели Зои, Лукас и Джей), но потом поняла, что вряд ли. Слёзы Анны прожгли сердце каждого, надобность отобрать кулон у сирены легла на душу грузом. Все размышляют, все страдают, ведь так? В глазах трудно было найти достоверный ответ.
— Мы монстры, — сказал Джей уже к концу ужина, и его слова камнем упали в наполненный тревогой воздух. Я ещё вчера не могла смириться со своей сущностью, а он так быстро решился посмотреть правде в глазе.
Монстры. Очень уж драматично звучит.
Но он прав, подумала я. В горле пересохло. Лучше и не сказать. Даже не нужно жалеть себя и подбирать слово, которое бы пугало меньше. Так и есть, правда?
Я оглядела остальных и обмерла, когда Зои усмехнулась и скривила губы.
— Господи, ты серьёзно? Глупости. Далась тебе эта Анна.
— Не поймите меня неправильно, — начал Джей, хотя, держу пари, заранее знал, что они не послушают — если захотят, то каждую букву вывернут наизнанку и начинят её изнеможённую тушу новым превратным смыслом. — Мы ей жизнь испортили, но для чего? Чтобы Мир… — Я даже не успела напрячься — настолько быстро он исправился, избегая конфликта. — Чтобы мы сами жили счастливо?
— Иногда великие дела требуют великих жертв, — сказал Лукас. — Нам нужна была борода, и мы её получили. Всё легко и понятно.
— Ты что, не хочешь помогать Миранде? — встряла Зои, скрестив руки на груди.
— Я этого не говорил. Нет! — воскликнул Джей и выставил ладони вперёд. — Понимаю, что забрать бороду надо было, но не так. Не силой.
— Мы здесь для того, чтобы помочь Миранде, Джей, смею напомнить, — со взрослой суровостью сказал Лукас. — Ни о каких сожалениях не может быть речи. И признай, очень глупо и самонадеянно влезать в ссору двух посторонних людей. Это, как минимум, невыгодно нам.
— Анне тоже надо было помочь. Я думаю, что так правильно.
— Джей, ты не герой, — сказала Зои, и губы её тронула ликующе-ядовитая улыбка. — Твои попытки доказать, что это не так, состроив из себя святошу, который всё делает только во благо другим, жалки.
— Что ты имеешь в виду? — Глаза Джея полыхали непониманием и обидой.
К своему стыду, я сидела, потеряв дар речи. В горле пересохло от паники, и я не решалась вступиться. Внутри разрывало назойливое чувство несправедливости и возмущения, но совсем не хотелось вмешиваться в очередную перепалку: они мне до дрожи надоели.
А ещё…
Просто…
Я немного, краешком души, хотела, чтобы мне стало всё равно. Чтобы я перестала так печься о Джее, будто он не способен справиться без меня, будто он просил о помощи, будто…
Будто ему, чёрт возьми, так важно!
Так важно! Важно!
Важно, чтобы я была рядом и постоянно вступалась за него. Чтобы говорила с ним о всякой ерунде и ударялась с ним в воспоминания о детстве и отрочестве. Чтобы думала о том, что он однажды сказал обо мне, чтобы потом я ломала себя и тряслась в истерике от того, что верила ему до последнего слова. Чтобы плакала и скучала, плакала и ненавидела, плакала и любила, плакала и не могла отпустить. Чтобы на каждом празднике проклинала его за то, что он опять здесь, чтобы смотрела на него, безумно обаятельного в этом чёртовом зелёном галстуке, который ему подходит, и глаз не могла отвести?!
Коне-ечно, Миранда, Джею никак без тебя!
Нужно понять, что ему неважно. Н-е-в-а-ж-н-о! Незачем стараться и жалеть его!
…Иначе как я посмею хотя бы смотреть на его слёзы?
— А я прекрасно понимаю, о чём она, — произнёс Лукас, не дав ещё раз напасть Зои. И было непонятно: к лучшему это или нет. Наверное, лучше бы оба тогда замолчали. — Ты любишь похвастаться тем, какая у тебя счастливая жизнь и какой ты сам умный, но я сомневаюсь, что ты не преувеличиваешь. Ничего особенного ты так и не сделал.
— Да-да, — согласилась Зои, ликующе наблюдая за тем, как лицо Джея искажает скупая злость — злость, которая только зарождается, только просится наружу, но которую останавливает… что? Внутренний стержень? Выдержка? Манеры?
— А сами-то вы что сделали? — Тон Джея был преувеличенно сдержанным, но я увидела, что злость отразилась в оскале. А потом я, будто заразившись от него, почувствовала, что тоже злюсь. Я убрала руки чуть за спину и сильно сжала кулаки, наливая их болезненной белизной. — Как следовало поступить, по-вашему? Сидеть и ждать? И чего бы мы тогда добились?
— Ой, кое-кто начинает злиться, да? — запричитала Зои и процедила: — Джей, молю, сделай лицо попроще. На тебя смотреть противно. Ещё и это лицемерие.
В груди появилась тяжесть, я машинально закусила губу и мельком взглянула на раскрасневшегося Джея. Он смотрел с горечью. Как совершивший ошибку ребёнок смотрит на родителей в ожидании сочувствия и мягких слов понимания. Но взгляд Джея был не столько разочарованным, сколько жёстким, выражающим недетские твёрдость и усилие.
— Что, всё? Больше не можешь ничего сказать? Слова кончились? — Зои закатила глаза и поморщилась. — Какой же ты всё-таки отвратительный.
Её уже было не остановить — она загорелась желанием говорить всё, что думает. Она делала это во имя детской обиды, глупой и ненужной мести. Как охотник приближается к раненой птице, чтобы добить её, так и она приблизилась к этим старым воспоминаниям и ранам. Её глаза не выражали ничего человечного, хотя она и думала, что сказать «правду» — это акт милосердия, доброты, сострадания.
В голове окончательно заволокло туманом.
— Зои! — громко позвала я.
— Как ты не поймёшь, что я ненавижу тебя и что мне — да и никому тут! — неинтересно твоё мнение? Ты думаешь, что особенный, раз перешёл в школу получше и теперь общаешься якобы с элитой. Да, ты выше нас. Знаешь, я так рада, что Миранда…
— Что Миранда… что? — процедил Джей.
— Что она одумалась и перестала с тобой общаться! Ты глупый жалкий эгоист, который ничего не стоит. Тебе не важны ничьи чувства, ты ничего не видишь вокруг, понимаешь? Ты не жалел ни меня, ни её! Ты…
Это выше моих сил… Как же я хочу…
Изнутри рвалась буря, огонь лизал горло.