Зрачок завертелся, заметался по сторонам, оглядывая нас.
— Ну скажите хоть слово, ребятки. Давайте, поведайте мне, понравились ли вам видения? Знаю, чтобы первое время было ужасно, — он повернулся ко мне, — но в итоге получилось интересно, правда? Когда-нибудь то, что вы увидели и пережили, будет полезно.
Опаска ждал ответа, но все молчали. Присмирела озлобленная, обиженная на мир Зои, по-детски трусливо притих равнодушный Лукас, оцепенел от величия и превосходства Опаски Джей. Я тоже молчала, подбирая слова. Страх пока не отпускал меня.
— Ну что вы застыли? Долго будем тупить? — Опаска цокнул языком и закатил глаз, обнажив белок. — Вот вечно все просто встанут и стоят, слова не скажут. А ведь до этого храбрятся, наговориться не могут! «Опаска — это легенда, глупости», «Что оно нам сделает?», «Кого тут бояться?» Тьфу ты! Опаска то, Опаска сё! Мне повезло, что я не умею икать, а то и правда было бы легче умереть на радость пугливым людишкам.
— Вы же знаете, из-за чего мы тут, верно? — вежливо проговорила я. — Мне не нужно ничего вам объяснять. Просто позвольте нам, пожалуйста, взять у вас один цветок, и мы уйдём.
— Что ж, Миранда, ты весьма учтива. Но ты бы знала, как банально: когда путники понимают, что я не собираюсь никого жрать, они начинают предъявлять мне условия. Почему всем от меня что-то надо, м? Нельзя просто встретиться, пообщаться, что ли? Может, и правда начать есть человечину, как рассказывают в легендах обо мне? Посоветуйте, вкусно, нет, как лучше подавать? А, Зои?
Та нахмурилась и забегала глазами. Рот её приоткрылся, а уголки губ опустились. У неё не было сил, чтобы скрыть волнение и недоумение. Пожалуй, первый раз в жизни она не была рада тому, что вдруг оказалась в центре внимания.
— Ну как, ты же профессионал в этом деле: всем тут мозги уже выела, — издевался Опаска. Выглядел он уже не так отталкивающе, скорее, необычно. Голос его был глубок, объёмен и приятен. — Странно, что ты решила замолчать. Перенервничала, бедняжка, да?
У меня невольно вырвался смешок, и я увидела, что Джей тоже посмеивается, прикрывая рот ладонью. Лукас и Зои шутку не оценили. Никто из них даже не улыбнулся.
— Вот! — ликующе воскликнул Опаска, глядя на нас с Джеем. — Вы меня поняли. Приятно это видеть.
Опаска знал слишком много. И его знание не имело, пожалуй, никакого отношения ни к гадалкам, ни к экстрасенсам, ни к колдовству. Это знание не было ограниченным, создавалось впечатление, что оно имеет божественное, природное происхождение, что оно намного более полно и психологично. Опаске не нужно было прилагать никаких усилий, чтобы видеть нас насквозь. Он не просто предсказывал какие-то вещи, пока другие оставались для него загадкой. Он видел всё целиком, каждую мысль, каждую клеточку, каждый клочок души. И не просто видел: анализировал, рассуждал про себя, разгадывал душу, как шараду. Он был одновременно жуток и привлекателен, но Опаска походил не на злобную мистическую сущность, которая задумала нечто ужасное и теперь хотела надавить на тебя твоими же секретами, вывести тебя на чистую воду, а на близкого друга, приятеля, с которым ты знаком уже так давно, что не знать что-либо друг о друге было бы абсурдом. Особенно забавным было то, как он почти сразу озвучил общие, как мне кажется, мысли о Зои, то, что существовало в мыслях каждого, но никто не решался произнести вслух.
— Вам, наверное, одиноко тут, да? — спросила я. — Не с кем поговорить целыми днями. Это печально.
Пасть Опаски изогнулась в подобии улыбки, если это вообще можно было так назвать, глаз прищурился, переднюю лозу он оторвал от земли и поднёс ко рту — существо будто бы умилилось моему вопросу. Эмоций у Опаски, которых он выражал только веком, ртом и взмахами лоз, было столько, что хотелось смотреть и смотреть.
— Ой, это крайне приятно, Миранда, — прощебетал он. — Ты всё же миленькая, надо это признать.
— Не говори с ней так пренебрежительно, — резко сказал Лукас, сделав шаг вперёд и приподняв руку с кинжалом. Зои и Джей сразу смерили его взглядами: Зои — потерянно-возмущённым, Джей — иронично-изумлённым.
Опаска хищно, по-кошачьи зашипел и приподнял передние лапы.
— Спокойно-спокойно, молодой человек. Кинжалом делу не поможешь, правда? Хотя при ком я это говорю… Напротив, я могу позволить себе беседовать с Мирандой уважительно и без иронии, чего ты пока не заслужил. Не волнует, что ты наследный принц. Сейчас такое время, что трон могу занять даже я при желании.
Лукас ничего не ответил, но оскорблённо поджал губы. Опаска опустил лапы.
— Так-то лучше, ваше высочество. — Он обратил зрачок в мою сторону и поучительным тоном, но не без издёвки произнёс: — Так вот, малышка Миранда, я никогда не бываю один. Нет никого лучше умного и чуткого собеседника, знаешь ли. И мне повезло: у меня такой есть. Это я сам. Я убеждён, что диалог с душой — важнейший в жизни, потому что нет ничего приятнее, чем уметь слышать себя. Вы-то думаете, зачем ему такие формы. — Он направил кончики лоз к себе, а потом всплеснул ими: — Всё просто: пристанище души не должно быть крошечным. К тому же всегда можно подшутить над путниками или устроить себе просмотр разных судеб. Благодать. Молодёжь не умеет нынче так развлекаться!
— Значит, вам будет интересно и без нас, — мягко улыбнулась я. — К тому же вы должны понять, что у нас мало времени. Пожалуйста, разрешите сорвать один цветок. Это поможет Калебу спастись. И нас вы тоже спасёте.
— Да без проблем.
Я приблизилась к нему и, аккуратно касаясь пальцами жёсткой поверхности под одним из цветков, сорвала его. Он послушно отделился, я сразу спрятала его в бутылёк с широким горлышком и убрала в карман. Опаска даже не шевельнулся, но мне показалось, что я услышала его сбившееся на миг дыхание.
— Вам не больно? — спросила я и невольно подула на ставшее пустым место.
— Знала бы ты, что это не имеет значения. Хотя для тебя, может, и имеет, что только радует… Не смотри так удивлённо, Миранда. Потом поймёшь. Хватит и того, что спасение — это не так просто, как ты думаешь. Как вы все думаете, если точнее.
— Но в конце-то мы все будем спасены, да? — спросил Джей с надеждой в голосе, и его вопрос прозвучал так наивно. — У каждого будет хэппи-энд?
— Ага, разбежались, — не без горечи хмыкнул Опаска. — Для каждого устроить счастливый конец будет уж больно жирно. Сомневаюсь, что в Реальном мире у людей вообще он бывает, тем более что любого человека хоть что-то да не устраивает в жизни, вот так-то, детишки. Если вы хорошие, продуманные герои, созданные хорошим автором, который любит вас и хочет получше вас раскрыть, то конец будет не ванильно-карамельный, а с какой-нибудь загвоздкой. Нынче в моде открытые неоднозначные финалы, или неожиданные шокирующие финалы, или депрессивные финалы. А я хочу сказать, что ваш автор… Ом-м-м, — замычал вдруг Опаска. Он поднял, изогнув, лозы и ненадолго закрыл заплывший белком глаз, изображая йога, медитирующего в позе лотоса, а потом расхохотался. — Ладно, шучу, шучу. Я вижу всё и так, без всех этих магических шарлатанских штучек-дрючек. Я хочу сказать, что ваш автор неплох. Он вполне любит вас. Но вы же понимаете, что любовь не означает то, что финал для вас уготовлен хороший. И вообще вы себя видели? Вы о спасении не печётесь. Я бы на вашем месте представлял бы хороший такой комфортабельный котёл и смазливого дьявола, который бы целыми днями упивался тем, как красиво вы кипите.
Мы застыли как вкопанные, не решаясь ничего более сказать. Его слова заставили размышлять о том, о чём я и не подозревала раньше. А Опаске всё было нипочём.
— Ой, ну что вы так раскисли, котятки. Вы ещё недавно думали, что нашего вида не существует, что мы — обман, что мы только и умеем, что жрать путников, а теперь что? Сразу прониклись моими речами? Ну, это, конечно, лестно, благодарю-благодарю. — Он коротко поклонился каждому из нас.
— Никто не будет спасён? Вы о Калебе тоже говорите? — робко спросила я.