— За вопрос о Калебе и вообще за заботу о нём плюс в карму, Миранда. Смотрите, вас четверо.
Мы жадно слушали, замерев. И вовсе не из-за внушительного обаяния растения, хотя оно было неотрицаемо. Мы будто уже оказались перед вратами всевышнего, смиренно склонили головы и ждали великого, неопровержимого решения. Ждали вступления: покаяния ли, слёз благодарности, смирения, злости, разрывающей душу. Это была словно репетиция великого дня смерти.
— Сложно сказать, спасётся ли кто-то. Я вижу, что один благороден и праведен, но в душе его будет гореть огонь, который никак не погасить. А если он сумеет это сделать, то честь и хвала. Но придётся многое обдумать, справиться с искушением, понять, что важнее — сердце или разум.
Невозможно было понять, о ком конкретно он говорил. Я не могла уловить его взгляд. Зрачок бешено вращался, перескакивал от верхнего края глаза к нижнему, от правого к левому, перемещался в углы, прятался за мощным, морщинистым веком.
— Другой в будущем, казалось, обречён на гибель, впереди ждёт много мучений, страданий и много выборов. Трудных выборов. Исход не предугадать. Но кто-то всё время будет рядом, и не всегда эти люди наставят на истинный путь, потому что сами не нашли для себя такого пути. Третий будет купаться в собственном великолепии. Жизнь станет роскошна и понятна. Но кошмары прошлого ютятся неподалёку, настанет миг, когда роскошь покажется мнимой из-за тяжёлой, растерзанной грехами души. А четвёртый встретит боль и тьму. А после тьмы, кто знает… Кто знает, увидит ли он свет.
Всё внутри трепетало и рыдало. Опаске я верила. Ему удалось затронуть меня, но так его слова стали ещё кошмарнее. По спине легонько, предупреждающе постучала подушечками пальцев опасность, угроза. Чудовище в лесу, идущее за тобой по пятам и с хрустом ломающее ветки деревьев. Кинжал, подвешенный на тонкой нитке над троном правителя. Правосудие, следующее за преступником. Неизбежность. Незнание пугает больше знания, но знание Опаски было туманным, неясным. Словно тебе уже сказали, что в шкафу скелет, но ты, дрожа и трепеща, открываешь дверцу, потому что не знаешь, положиться ли на чужие слова.
— Ладно, хватит, — сказал Лукас. — Довольно нести чушь. Я ни за что не поверю в эти нелепицы. Ты хочешь напугать нас, но у тебя не получится.
Опаска замолк, но через мгновение тело его сотряслось от грубого басовитого смеха.
— Ой, не смеши мой цилиндр! — еле отдышался он. — Зачем мне врать кому-то из вас? Зачем обманывать тебя? Давай, я уже готов слушать блестящие доказательства моей лжи.
— Делаешь вид, что всё правда? Что тогда значило моё видение? Это чушь. Такого быть не может. Ты просто пытаешься оклеветать меня и моих друзей, — продолжал Лукас, теряя самообладание. Брови его нависли над глазами, зрачки сузились, зубы были стиснуты.
— Лукас, да что с тобой? — Шокированная, я потянулась к нему, но он даже не обернулся, только повёл плечом, стряхивая мою ладонь.
— Сейчас я с ним говорю, Миранда. Я не хочу, чтобы это тебя касалось, — грубо произнёс он, скрежеща зубами.
— Строишь из себя благородного рыцаря, — лениво протянул Опаска, всем видом показывая, что эмоции Лукаса не кажутся ему достойными внимания. — Ну-ну. Посмотрим, стоит ли оно того.
— Ответь на вопрос! — прямо потребовал Лукас.
— Хорошо, как скажете. Тогда давай начистоту. — Опаска наклонил корпус вперёд, чтобы попытаться оказаться с Лукасом на одном уровне, будто бы хотел поведать тому секрет. Лукас поморщился, с нескрываемым отвращением осматривая пасть Опаски и нитки сосудов в глазу, но назад не отступил. Напротив, он сам сделал несколько шагов к Опаске и стал смотреть ещё более дерзко и презрительно, в упор, не отводя глаз. Их разделяло меньше полуметра.
— Уже неважно, что значит видение, ты сам скоро поймёшь, — продолжил Опаска размеренно. — Это же не просто картинки. Подумай, сложи два и два, непонятное станет прозрачным. Очевидно одно: ты жалок, Лукас. Посмотри. Только посмотри. Кого ты из себя строишь? Говоришь о благородстве, о чести, сыплешь громкими фразами вроде «всё ради тебя, Миранда». Но что ты знаешь о чести и благородстве на самом деле? Да, ты серьёзен, статен, трезв, невозмутим. Но не благороден. Не храбр. Внутри ты — маленький мальчик, которого загнали в ловушку. Говорю прямо: ты в опасности, вот и всё. И ничего уже не исправить. У тебя даже не было возможности быть осторожным. От судьбы не убежать.
Я замерла, вслушиваясь в каждое слово. Пальцы задрожали.
— Всё прозрачно, да? — процедил Лукас. — Но как? Как мне поверить, что она способна на такое?
Опаска округлил глаз и развёл руки лапы в стороны, как бы пожимая плечами.
— Верь, не верь — твоё дело. При чём тут я, если это ты постоянно влюбляешься не в тех девушек.
По спине побежали мурашки. Я облизнула губы, принялась растирать холодные вспотевшие ладони и мельком взглянула на Зои. К счастью, она и не думала смотреть на меня: наверное, боялась увидеть в моих глазах правду.
— Как ты смеешь так говорить?
— Говорю, что вижу. Начистоту, я правильно понял? Ты получил, что хотел. Тебе бы остановиться и присмотреться к тем, кто тебя окружает, если не можешь посмотреть на себя. Не беги от того, что я показал тебе. Лучше взгляни на Зои.
— И что же? — нетерпеливо выкрикнул Лукас. В глазах Снежного принца пылал огонь.
— Что нужно увидеть? Что она обманывает меня? И эту клевету ты называешь правдой?
Опаска закатил глаз и звучно цокнул языком.
— Как же ты уже мне надоел! Ну, если ты ещё не понял, то… да.
— Она слишком важна для меня, чтобы я позволил какому-то шарлатану обвинять её. Ты можешь наговорить, что угодно, и кто-то поверит. Но не я.
— Хорошо, я понял. Тебя бесполезно убеждать в чём-то, ты уверен, что (господи, ну и глупость!) я просто хочу запутать тебя, подшутить, и поэтому показал ложное видение и заставил тебя сомневаться в твоей ненаглядной невесте, которая вообще-то совсем — что вы! что вы! — не такая.
— Ты и сейчас издеваешься надо мной. Ты мог это подстроить.
— С тобой невозможно говорить серьёзно. Давай я скажу только одну вещь (может, ты поверишь хотя бы в неё): она никогда бы не обратила на тебя внимание.
— О ком ты? — одними губами спросил смертельно бледный Лукас.
— Да-да, ей не до того. И вообще… кто ты и кто она? Она — богиня, она сама об этом не знает пока, но я-то вижу. Все видят. Ты просто неловко ползаешь у неё в ногах, выпрашивая милости, а она и не смотрит. Знаешь, как она называет тебя? Диким.
Д и к и й. У меня перед глазами потемнело. Я чуть не лишилась дара речи.
Лукас поднял нож, заведя руку за спину.
— Ну начинается, — заскучав, выдохнул Опаска. — Давай, пожалуйста. Ты об этом не пожалеешь, конечно. Слишком горд, чтобы пожалеть. Но ты быстро поймёшь, что я был прав. Ты разочаруешься во всём, милый принц.
— Замолчи. Лучше замолчи. — Во взгляде Лукаса появилась горечь.
— Ты равнодушный. Ты ничтожный. Ты жалкий. И ты один, Лукас. У тебя никого нет.
— Заткнись! — Рассвирепев, Лукас подался вперёд, замахнулся и…
— Нет, Лукас, не надо! — Я подбежала, чтобы остановить его, но было поздно.
…и со всей силы вонзил нож в Опаску. Удар пришёлся на угол глаза.
Я зажала рот руками.
Опаска истерично хохотал.
Лукас наносил удар за ударом.
Удар за ударом.
Удар. За. Ударом.
Стремительные. Безжалостные.
Из Опаски рекой лилась чёрная жидкость. Она впивалась в траву, покрывала камни, застывала. Цветы сыпались и превращались в месиво.
Сквозь сумасшедший хохот Опаски пробивались последние его слова:
— Я знал, что умру. Я. Всё. Знаю. Я… знаю… кто… из… вас… скоро… у м р ё т.
«Опаска?.. Что дальше?»
А дальше — смерть, Джей. Дальше — смерть.
========== Путь к жертвенности ==========
Loic Nottet — Whisperers
CLANN — I Hold You
Опаска испустил последнее дыхание и с грохотом свалился в чёрное месиво.
— Лукас, не стоило, — произнёс Джей, смотря на громоздкий труп Опаски, и поёжился. — Зачем ты убил его?
— В моём видении было… Он показал мне камень-двоедушник и Зои, но это абсурд. Такого быть не может. Это обман, — судорожно оправдывался он.