Ненавижу воду! Большое ее количество меня ужасно угнетает. Я стараюсь держаться подальше от больших водоемов. Придется потерпеть сегодня. К счастью, на скоростном катере добираться до острова всего около получаса. Я просидел в каюте все это время. Марк и доктор Тирдэн в это время увлеченно беседовали на палубе.
Некогда база кадиров представляла собой три полусферы, обшитые прочным материалом. Теперь от двух частей остались лишь металлические каркасы, одна же полусфера выглядит вполне целой, лишь обшивка сорвана в нескольких местах. Тирдэн сказал, что это и есть жилой корпус, в котором располагались шестеро кадиров. Дверь совсем проржавела, поэтому усилий трех мужчин вполне хватило, чтобы попасть внутрь. Доктор шел впереди, указывая нам с Марком дорогу. Путь мы освещали фонариками.
Атмосфера базы кажется мне, мягко говоря, угнетающей. Голова кружится от неприятного запаха… Запаха безысходности. Именно такое определение пришло мне в голову, сам не знаю, почему. Через дыры в обшивки проникает тусклый свет, повсюду рваные провода висят. Я чуть-чуть приоткрыл дверь в своей голове. Блестящая дымка осторожно выглянула. Я сосредоточился на общем состоянии окружающего…. Ох, как горько! Мерзкое ощущение липкого ужаса и предвкушения чего-то фатального. По спине побежали мурашки, а сердце бешено застучало. Мне тоже стало страшно. Хватит! Я мысленно достал ключ. Облачко обиженно скрылось за дверью.
— Доктор, скажите, кадиров убили прямо здесь? — спросил я.
— Вы правы, Таймэн.
Так вот откуда это ужасное ощущение. Вдоль коридора я увидел шесть дверей. Комнаты кадиров, как пояснил доктор Тирдэн. Меня интересует лишь дверь с надписью: объект N 3. Забавно, а ведь я раньше называл объектами людей, с которыми работал. Теперь я понимаю, как это неприятно звучит. Человека будто лишаешь индивидуальности, лишаешь души.
— Это комната вашей мамы, Таймэн, — произнес доктор и посторонился, пропуская меня вперед. Как ни странно, дверь легко подалась. Я вошел в комнату, безуспешно пытаясь унять бьющееся сердце.
— Здесь ничего не изменилось, — услышал я голос Тирдэна.
Кровать с пожелтевшей от времени простыней, ветхий деревянный столик, большое зеркало на стене, тумбочка с разбитой лампой, шкаф с покосившимися дверцами. Я обошел комнату, дотрагиваясь до каждого предмета мебели. На чуток освободил свою силу. Мне показалось, что я чувствую запах сладких духов. Очень знакомый запах, будто я уже ощущал его когда-то. А еще меня окутало непонятное, но очень родное тепло. Как же мне хочется увидеть ее… На столике я обнаружил фото в рамке с треснувшим стеклом. На нем запечатлены четверо: мужчина и женщина в возрасте, молодая девушка лет двадцати с длинными русыми волосами и мальчик лет двенадцати. Они все улыбаются. А девушка такая красивая…
— Это погибшая семья Марион, — пояснил доктор Тирдэн.
Марк подошел ближе и тоже взглянул на фото.
— Твоя мама невероятно красива, — прошептал он.
На фото у Марион еще серые глаза, как у моей Джули. А потом они стали золотыми…. Повинуясь внутреннему чувству, я открыл ящик тумбочки и обнаружил там стопку листов бумаги — рисунки Марион. Она рисовала все, что ей нравилось. Вот пейзажи побережья, закат солнца, дождливый день… А вот и сама Марион. Такая же прекрасная, как на фото, только с золотыми глазами. Смотрим дальше… А это кто? Неужели я?! Нет, конечно, это мой отец. Я кожей чувствую тепло и нежность, с которыми мама изображала своего любимого. Надпись в уголке листа «Таймэн» украшена множеством сердечек.
— Просто удивительно, как ты похож на него, Тай, — проговорил Марк.
А следующий лист полностью закрашен черным цветом. Что это значит? Может быть, мама таким образом передала свои страшные предчувствия? Я отложил этот рисунок в сторону, взглянул на следующий и вздрогнул. Корзинка с лежащим в ней младенцем. Это уж точно я. Внизу красивым ровным подчерком выведено: «Мой мальчик, прости меня». Глаза наполнились слезами. Меня переполняла та горесть, которую испытывала моя мать в последние дни пребывания на базе. Она знала все, что с ней будет, что будет со мной и с ее любимым, но мама все равно сбежала, тем самым не оставив отцу шансов на спасение. Как бы я поступил на ее месте? Отказаться от любви и умереть самому, но спасти любимую? Или же воспользоваться отведенной толикой времени и быть с ней рядом, пока это возможно? Я не знаю… В любом случае осуждать маму я точно не стану.
В этом месте слишком много эмоций. Я возьму с собой мамины рисунки и фотографию, чтобы дома попробовать еще что-нибудь узнать о ней, а сейчас я хочу увидеть Джули. Побывав в этом неприятном месте, почувствовав обрывки эмоций матери, я как никогда счастлив просто от того, что на этом свете есть самый дорогой мне человек — моя Джули. И ей ничего не угрожает. Ну, разве что я сам, правда, я не совсем определился на этот счет. На всякий случай установлю на воображаемую дверь, скрывающую мою силу, еще один замок…