Маргарита поцеловала сэра Гилберта Селкирка в лысину и, повернувшись к буфету, принялась накладывать себе на тарелку еду из стоявших на нем серебряных блюд. Положив щедрую порцию омлета и двойную порцию бекона, она, зажав в зубах тост, уселась напротив сэра Гилберта и улыбнулась ему, не выпуская изо рта все еще теплого хлеба.
— Я вижу, ты надела костюм для верховой езды, — заметил сэр Гилберт рокочущим густым, будто идущим из самой глубины его довольно объемистого живота голосом. — Придется мне попросить Финча, — он улыбнулся дворецкому, который бесшумно вошел в этот момент, чтобы налить Маргарите дымящегося кофе, — передать на конюшню, что, возможно, понадобится моя лебедка, чтобы подсадить тебя в седло. Ты положила себе столько, что хватило бы целому батальону на неделю.
— Хорошо, сэр, — сказал Финч, отходя от стола, — я прослежу, чтобы ваше распоряжение было выполнено немедленно.
— Попробуй только, Финч, — вмешалась Маргарита, вынимая изо рта тост, — и я расскажу Мейзи, какими влюбленными глазами ты смотрел на новую горничную, убирающую наверху, когда она наклонилась, чтобы поднять ведро.
— Мисс Маргарита! Мейзи замучает меня нравоучениями и, чего доброго, заставит слушать проповедь из этой ее книги, которую она таскает в кармане. Вы этого не сделаете.
Комнату огласил раскатистый смех сэра Гилберта, от которого угрожающе задрожала посуда.
— Черт возьми, Финч, не осложняй своего положения и не проси ее чего-то не делать. Конечно же, она это сделает. Этот ребенок жить не может без каверз.
Финч быстро ретировался под хихиканье Маргариты, которая затем повернулась к деду. Этим утром сэр Гилберт выглядел очень хорошо.
— Старый проказник, — сказала она, показывая на него вилкой. — Послушав тебя, любой бы решил, что я настоящее дьявольское отродье. Ты принял утреннюю порцию того нового тоника, что прописал тебе вчера доктор?
— Конечно. — Сэр Гилберт опустил выцветшие голубые глаза на тарелку с остатками собственного обильного завтрака. — Ты сегодня с утра задалась целью вести себя понахальнее, девочка.
Маргарита, нахмурившись, отложила вилку. Дедушка был единственным, кто у нее остался, и она все яснее видела, что он стареет. И как бы она ни пыталась отрицать это, он действительно старел, что стало особенно заметно после смерти ее матери в прошлом году. Маргарита боялась, что он умрет, оставив ее совсем одну. Она твердо решила сделать все, что от нее зависело, чтобы продлить ему жизнь еще лет на десять — на двадцать.
— Не лги мне. У тебя это плохо получается. Сэр Гилберт поднес ко рту салфетку и кашлянул в нее, близоруко глядя на Маргариту.
— Черт, ты надоедаешь мне вдвое больше, чем твоя покойная бабушка, а она приставала ко мне втрое больше, чем я мог выдержать. Я приму проклятое лекарство позже, обещаю. И запью его отвратительный вкус лечебной порцией джина.
Маргарита улыбнулась, и, откусив изрядный кусок бекона, обвела взглядом залитую солнцем комнату — погода обещала быть прекрасной.
— Что ж, это справедливо, — прожевав, ответила она. — Только пусть это будет полстаканчика мадеры, а не твоего обычного «Блу Руин»[3]. Что за ужасное название для джина! А теперь, не хочешь ли ты узнать про джентльмена, с которым едет сегодня кататься твоя единственная внучка?
Сэр Гилберт оттолкнул тарелку и поставил локти на стол.
— Это смотря по обстоятельствам. Он моложе Господа Бога? У тебя, Маргарита, есть одна странность: ты позволяешь ухаживать за собой людям, которым больше подошло бы ухаживать за твоей дорогой ушедшей от нас матушкой, когда она была молодой. Кстати, если вспомнить, они все это и делали.
Маргарита опустила глаза к тарелке.
— Да, им всем сейчас примерно столько же лет, сколько было бы отцу, будь он жив, — спокойно согласилась она. — Едва ли их можно назвать дряхлыми. Но сегодняшний джентльмен значительно моложе.
И, возможно, вдвое опаснее, добавила она про себя.
Сэр Гилберт наклонился вперед, прищурив глаза.
— Насколько моложе? Я поспорил с Финчем. Ему сорок? Тридцать? Ну же, говори, девочка, от твоего ответа зависит судьба моих пяти фунтов.
— Мне исполнился тридцать один, сэр, и, может быть, вам будет приятно узнать, что я сохранил все свои зубы.
Маргарита резко повернула голову в сторону холла и увидела высокую фигуру Томаса Джозефа Донована, опиравшегося о стену арочного прохода. Финч стоял сзади с открытым ртом — он, видно, как раз собирался объявить о посетителе. Дворецкий пришел в себя быстрее, чем Маргарита, которую заново потрясли смеющиеся голубые глаза Томаса.
— Сэр Гилберт, вы должны мне пять фунтов, — объявил он, улыбаясь с довольным видом, — и, почтительно поклонившись, удалился.
— И я с радостью их тебе отдам, нахальная обезьяна, — крикнул сэр Гилберт ему вдогонку, затем жестом предложил Томасу сесть с ним за стол. — Садитесь, мой мальчик, садитесь. Мы тут без церемоний, правда, Маргарита? Превосходного кавалера ты себе выбрала. По крайней мере, восемнадцать ладоней росту.
— От макушки до пяток скорее двадцать, сэр, хотя до сих пор мне не приходилось мерить свой рост в лошадиных мерах, — весело ответил Томас, садясь во главе стола. Как будто он был здесь своим человеком, подумала Маргарита, стараясь пробудить в себе ненависть к нему.
Но он был так хорош в желтовато-коричневых бриджах для верховой езды, облегавших его мускулистые ноги, и камзоле, выгодно подчеркивавшем его широкие плечи, и она ничего не сказала.
— Ну, в душе я деревенский житель, несмотря на окружающую меня роскошь, — ответил сэр Гилберт. — Дом обставляла моя покойная жена. Не можешь опустить зад на эти стулья, не думая о том, как бы они не рассыпались в щепки. Я чувствую себя гораздо счастливее, находясь в конюшне, по крайней мере, так было до тех пор, пока чревоугодие не довело меня до того состояния, в каком вы видите меня сейчас. Маргарита, представь же меня этому молодому человеку. Где твои манеры, девочка?
— Да, мисс Бальфур, где ваши манеры? — повторил за ним Томас, улыбнувшись ей. — Кажется, совсем недавно вы провели церемонию представления с некоторым даже апломбом, хотя, помнится, вас и тогда пришлось подталкивать.
— Дедушка, — проворковала Маргарита, твердо решив быть вежливой — по крайней мере, до тех пор, пока не останется с нахальным американцем наедине, тогда уж она сможет заткнуть ему рот. — Позволь представить тебе Томаса Джозефа Донована, уроженца графства Клэр, проживающего в настоящее время в Филадельфии. Это в Америке, дедушка. Мистер Донован, мой дедушка сэр Гилберт Селкирк.
— Я знаю, где находится Филадельфия, девушка, — воскликнул сэр Гилберт, ударяя кулаком по столу. — Американец, да? Великолепно. Я всегда хотел познакомиться с американцем. Расскажите мне о диких индейцах, мой мальчик. Финч! — громко крикнул он. — А ну-ка, ковыляй сюда быстрее. Еще кофе. Еще одну чашку. Ты, что, не знаешь, как нужно принимать гостя? — Он улыбнулся Томасу, взмахнув рукой, будто приглашая его начать рассказ. — Ну, молодой человек, нечего сидеть без дела. Давайте, расскажите мне о снятии скальпов, об убийствах. Порадуйте кровожадного старика.
Спустя некоторое время, по сути дела на целый час позже, чем она рассчитывала, Маргарита стояла перед особняком на Портмэн-сквер. Внешне она была спокойна, но внутренне кипела от негодования.
Ее больше не радовало, что она прекрасно выглядела в своем зеленом костюме для верховой езды, модной шляпке, сшитой на манер кивера, и зеленых лайковых перчатках.
Ее не волновало, что она потратила почти час, одеваясь для этой прогулки в Гайд-парке, а Мейзи превзошла себя, заплетая длинные густые волосы своей хозяйки в косу и искусно укладывая ее на затылке, так, чтобы можно было правильно надеть шляпку, которая была кокетливо сдвинута вперед и влево.
И ее совсем не вдохновляло, что ее кобыла Трикстер, удерживаемая грумом за поводья, пританцовывала от нетерпения на булыжной мостовой, и даже то, что обычно неважная лондонская погода сегодня как нельзя лучше подходила для прогулки верхом.