— Хорош! — прошипел старик едва слышно.
— Что же это! — испуганно воскликнула Горемыкина, всполошившись. — Приступ! Врача надо! Эй, Вова, Юра, помогите!
Я почувствовал, как меня подхватили крепкие руки, попытались поставить. Но я расслабил все мышцы, став, будто мешок с костями.
— Несите его в машину! — велела Горемыкина.
— Госпожа, вы уверены? — раздался грубый мужской голос. Явно принадлежал одному из тех, кто меня держал. — Это же обычный попрошайка.
— Не обычный он! — резко ответила Надежда. — Особенный! Божий отрок, милосердно посланный мне во спасение! Несите в машину, вам говорю! Быстро!
И меня потащили через площадь. Вскоре я уже полусидел-полулежал на заднем сиденье автомобиля. По обеим сторонам сели телохранители Горемыкиной.
— Куда прикажете? — удивлённо спросил новый голос.
Должно быть, шофёр.
— Домой! Вызову туда врача. Поезжай же, Пётр! Видишь ведь, плохо ему!
Машина тронулась. Ехать было недолго. Я изображал обморок ещё пару минут, а затем вдруг резко «пришёл в себя». Сел прямо, огляделся, пару раз недоумённо моргнул.
— Где это я⁈
— Всё в порядке, мы едем ко мне домой, — оживилась Горемыкина. — Сейчас врача тебе вызовем, он тебя осмотрит. Всё будет в порядке. Тебе плохо стало, вот я и…
— Выпустите меня! — воскликнул я в отчаянии и рванулся к двери.
Один из телохранителей ловко поймал меня.
— Идти мне надо! — простонал я, неубедительно отбиваясь.
— Не волнуйся, врач тебе поможет! — испугалась Надежда. — Успокойся, мальчик!
— Не нужен мне врач, — сказал я, замерев и серьёзно глядя ей в глаза. — Не болезнь это. А божий дар.
Горемыкина растерялась.
— Ну-у… — протянула, не зная, что ответить. — Всё равно ведь не помешает.
— Нет! Не надо врача!
— Хорошо-хорошо, только не волнуйся!
Я сел на место.
— Идти мне надобно.
— Послушай… Позволь мне о тебе позаботиться, — волнуясь, сказала Горемыкина. Она практически умоляла. — Куда ты пойдёшь? У тебя есть родители?
— Нет. Умерли.
— Значит, ты сирота, — женщина почти обрадовалась. — Я тебя покормлю и отпущу, если ты захочешь уйти. Обещаю!
Я ей, конечно, не поверил. Но это значения не имело. Уходить я и не собирался.
Уставился на неё серьёзно и внимательно. Выдержал паузу.
— Жалко мне тебя. Сердце твоё будто в тисках, — тяжело вздохнул. — Ладно уж… Только ненадолго.
— Конечно! — обрадовалась Горемыкина. — Как скажешь.
Через несколько минут машина въехала в ворота особняка. Не слишком большого. Остановилась возле крыльца.
— Вот тут я и живу, — неуверенно сказала Надежда. — Пойдём?
Я вылез из автомобиля, потоптался возле него, словно не решаясь.
— Идём же, не бойся, — подбодрила меня Горемыкина. — Уйдёшь, как сам захочешь. Чаю попьёшь. С пирожными.
Мы двинулись по ступенькам. Дверь открыл камердинер. Удивлённо приподнял брови, увидев меня.
— Это гость мой, — быстро пояснила Надежда. — Божий человек. Мы в гостиной чай будем пить.
Она сама повела меня по дому, пока мы не добрались до небольшой комнаты с креслами.
— Вели принести пирожных, — сказала камердинеру женщина. — Садись же, вот сюда, тут удобно, — это уже было адресовано мне.
Я опустился в одно из кресел.
— Как тебя зовут хоть? — робко спросила Горемыкина, заняв другое.
— Юра, — ответил я, осматриваясь так, чтобы стало ясно: в подобном доме я впервые.
— Сколько тебе лет? — продолжала допытываться Надежда.
— Не знаю. Богато живёшь. А счастья нет. Так ведь?
— Нет счастья, — кивнула Горемыкина, помрачнев.
— Чувствую, что страдаешь ты сильно, — проговорил я, глядя на неё с сочувствием. — Это потому что дело не доделала. Вот и лежит оно у тебя на сердце камнем неподъёмным. Сколько ни молись, одними словами не сдвинешь его.
— Какое дело? — тут же спросила Горемыкина.
Я отвернулся.
— Не знаю, сказать ли…
— Скажи, Юра! Скажи! — воскликнула моя собеседница.
— Не время ещё, — обронил я, помолчав. — Не готова ты. Только чувствую, что любила ты сильно. Оттого всё и пошло.
— Откуда… Как ты это делаешь⁈ — опешила Горемыкина.
Я пожал плечами.
— Просто вижу.
— Ты же знаешь, что мне делать, да? — помолчав, вкрадчиво спросила женщина. — Милый Юра, скажи мне, пожалуйста!
Я бросил на неё полный сомнения взгляд.
— Не сегодня. Сначала ты должна подготовиться.
— Как⁈ Как мне это сделать? Хоть это ты можешь сказать? Научи меня, Юра!
Я вздохнул.
— Жаль мне тебя… Ладно уж. Только не торопись. Спешка тут не уместна.
— Хорошо, — с готовностью кивнула Надежда. — Как скажешь, так всё и сделаю. Но и ты… не бросай меня!
— Не знаю, насколько смогу задержаться, — проговорил я. — Ты ведь не одна такая. Но так и быть, задержусь, насколько нужно.
Женщина обрадованно захлопала в ладоши.
— Спасибо, милый Юра! А я уж тебя отблагодарю!
— Мне ничего не нужно, — строго сказал я. — Брось это!
— Да-да, конечно! — тут же смутилась Горемыкина. — Я не хотела…
— Прежде всего, расскажи мне, что тебя гложет. И ничего не скрывай. Это первый шаг на пути освобождения.
В этот момент принесли чай. Дождавшись, пока слуга разольёт его по чашкам, я взял свою и сделал несколько глотков.
— Пирожное, — придвинула мне блюдце с угощением Горемыкина.
Я отрицательно покачала головой.
— Рассказывай.
И она поведала мне историю своей несчастной любви. Настолько подробно, насколько позволяли приличия. Я слушал внимательно, запоминал и не перебивал. Длился рассказ больше часа. Закончился тем, что Горемыкина удалилась в свой особняк от светской жизни и замкнулась в себе. А затем обратилась к Богу. Но молитвы, посты и прочее не помогало ей забыть о случившемся. И простить убийц Беркутова.
— Что скажешь, Юра? — робко спросила она, закончив свой рассказ.
— Стало ли тебе легче?
— Нет! Не могу я спокойно жить, зная, что люди, лишившие меня счастья, топчут землю!
Я покачал головой, словно это и ожидал услышать.
— Понимаю. Что ж… буду думать, как тебе помочь. А вернее — ждать, что тот, кто привёл меня к тебе, вразумит.
— А-а… долго это? — смущённо спросила Горемыкина.
— Откуда ж мне знать? Это только ему известно. Но думаю, недолго. Не зря же он меня к тебе направил. Значит, неравнодушен к твоей судьбе.
Горемыкина отвела мне отличную гостевую комнату. Пыталась переодеть и загнать в ванну, но я наотрез отказался, сославшись на то, что всё это суета. Настаивать она не посмела. И так была счастлива, что я согласился остаться.
На самом деле, я, конечно, помылся. Только лицо трогать не стал, так как грим нанести заново у меня возможности не было. Ну, а рубище моё было и так чистым — оно лишь выглядело потасканным.
Спустя час после чаепития мне принесли ужин. Весьма впечатляющий, надо сказать. Горемыкина и не думала скупиться. Вероятно, всеми силами старалась заставить меня побыть у неё в гостях подольше. Однако задерживаться я не собирался. Не было у меня лишнего времени, чтобы развлекать Надежду разговорами. Так что уже на следующий день я взялся за неё всерьёз.
Вышел к завтраку с сияющими глазами. Сел напротив Горемкиной, улыбнулся.
— Что⁈ — выдохнула она, взглянув на меня.
— Было! — сказал я радостно. — Видение посетило меня под утро. Знаю, что тебе делать. Только имей в виду: всё должно быть исполнено в точности!
Глава 30
Надежда схватилась за сердце. Воскликнула:
— Что же ты видел, Юра⁈
— Этого тебе знать не надобно, — строго ответил я. — А вот, что сделать придётся, если покой обрести желаешь и к богу прийти.
Горемыкина закивала. Мол, готова и слушать, и исполнять.
— Помириться с братом, — сказал я.
Женщина поджала губы.
— Знаю, не хочешь этого. Но в нём загвоздка-то. Любимого тебе не вернуть уже, сама понимаешь. А брата терять нельзя. Он для тебя старался, хоть и грех совершил.