Козодой кивнул:
– Я тоже думал об этом. Недостаточно просто выключить машину, необходимо заменить ее чем-то более достойным и не менее эффективным. У тебя не плохое историческое чутье. Ворон, и, может быть, поэтому ты лучше других понимаешь всю сложность ситуации, в которую мы попали. Но разве сам "Гром" не внушает тебе надежду? Здесь дети совершенно разных рас дружат друг с другом и играют вместе, а их родители сражаются плечом к плечу и готовы погибнуть друг за друга.
– Я всю жизнь изучал поведение людей, потому что для хорошего агента мало уметь метко стрелять из ружья или лука. Но "Гром" не похож на остальной мир, и ты это отлично знаешь. Эти люди, независимо от расы и возраста, – дети космоса. Они – изгнанники, от которых отказались их соплеменники. Они – сборище лучших врунов, болтунов и воров во всей Вселенной. Они – чужие для своих прежних миров, так же, как и мы для Земли. Их дети воспитывались как единый народ. Мы о них именно так и думаем, и сами они так себя воспринимают. Ты думаешь, сестрички Чо на Джанипуре будут чувствовать себя среди своих? Черта с два. Их народ – мы. А на любой планете они будут чудовищами по определению. Ты историк, Козодой. Разве я ошибаюсь?
– Нет. И вообще говоря, ты даже чересчур оптимистичен. История знает тысячи примеров того, как люди вдруг начинали ненавидеть всех, кто в любой степени отличался от них. Мой собственный народ из людей, имеющих свою культуру, превратился в жалких беспомощных пленников, вынужденных выпрашивать пищу у завоевателей. Наивные и бесхитростные, словно дети, мы не могли принять технологию и поэтому были обречены на гибель. Принять технологию!!! До прихода испанцев никто из нас не видел даже лошади, не говоря уж об огнестрельном оружии!!! Мы учились, но мы брали только то, что представлялось нам полезным, а остальное отбрасывали, ибо наши ценности не совпадали. Цели и культура завоевателей были ориентированы на то, что с нашей точки зрения казалось негуманным. И что же? В конце концов их преклонение перед разумом, перед понятиями нации и собственности, их стремление облегчить себе жизнь и отказ от любых моральных ценностей привели к ужасным войнам и к появлению Главной Системы. Я часто думаю о том, что по иронии судьбы многие из нас принадлежат к тем народам, которые в прошлом были почти полностью истреблены.
Ворон резко повернулся и взглянул прямо в глаза Козодою:
– Вот как? Действительно, у нас с тобой подходящая родословная, но по духу мы совершенно не те люди. Ты – всего лишь чертов хакер, исследователь, привыкший копаться в древних записях. Ты работаешь на сложнейшем оборудовании, а воздух в твоей лаборатории тщательно отфильтрован. А я? Квалифицированный полевой агент, так же, как и ты, зависящий от высокой технологии. Большую часть жизни я провел в прериях, среди диких племен. Да, я много времени проводил в прериях, среди диких племен, но я не был одним из них. Меня даже трудно всерьез назвать кроу. Я вел себя как самодовольный и наглый сукин сын, спустившийся к слепым, среди которых можно чувствовать себя королем. И твои драгоценные хайакуты вовсе не твой народ. Это всего лишь симпатичные живые экспонаты, которых ты, подобно Клейбену, можешь изучать под микроскопом. Ей-богу, забавно, что ты всю жизнь играл в индейца там, где мне приходилось выступать в роли белого человека.
– Ну и что? Да, мы не те, кем хотели бы быть. Это меня всегда огорчало. И еще больше я огорчаюсь, слыша твои слова, потому что в них немалая доля истины. Но что ты предлагаешь? Вообще ее не выключать?
Ворон тяжело вздохнул:
– Не знаю, вождь. Но у меня странное ощущение, что даже после того, как мы ее отключим, она нас достанет. Конечно, мы можем выключить ее и убежать, надеясь, что успеем помереть до того, как вспыхнет война, возникнет новая тирания и погибнет множество людей. Но на самом деле мы можем угодить в ловушку, которая будет гораздо хуже.
– Да? Что ты имеешь в виду?
– Ты прочел весь этот журнал?
– Нет, впрочем, как и ты. Он лежит сейчас где-то на дне Миссисипи.
– Ты так считаешь, вождь? Это была только копия, которую босс нашей Вурдаль хотел передать Чену. Естественно, были и другие. Одну из них мы все же доставили Чену – вместе с тобой, помнишь? Я прочел все, Козодой. До последней строчки. Эти кольца – они не отключают Главную Систему, а лишь передают управление на основной терминал. Другими словами, Главная Система превращается из независимой взбесившейся машины в нормальный работоспособный компьютер. Она не перестает быть Главной Системой, она перестает быть только хозяином; им становится тот, кто стоит у терминала, тот, у кого в руках кольца. Вот почему они так нужны Чену – если, конечно, эта тощая крыса еще жива. Впрочем, не важно. Кому бы ни повезло в этой игре, это все равно будет Чен, только в другой оболочке. Именно поэтому Клейбен все это время был так послушен. Он знает. Ты вставляешь кольца, разблокируешь Главный Центр управления и входишь внутрь. Теперь ты – Бог. Теперь ты сам – Главная Система. Ты – отдаешь приказы, и старая добрая ГС их моментально выполняет. Конечно, первоначально это позволяло просто перейти на ручное управление, но с тех пор наша девочка успела вырасти и обзавестись слугами. И они все твои – вернее того, кто владеет кольцами.
– О Господи!
– Еще бы. Если ты сам не стоишь за терминалом, то тот, кто стоит за ним, – поистине твой бог.
Как, впрочем, и мой. Отключить машину – значит ввергнуть человечество в тот период, от которого мы все это время пытались защититься. Но, вождь, никто не собирается ее отключать. Какой дурак откажется от возможности спасти человечество и заодно стать богом, а?
– Понимаю. А почему ты до сих пор скрывал это от нас?
– Ну, не от всех, вождь. Вурдаль знала. Она ведь тоже читала это. Но сама она никогда не захочет стать богиней. Она просто рассчитывает оказаться на стороне победителей. Как, впрочем, и я. Клейбен тоже знает – возможно, в его библиотеке было что-то такое. А может быть, он просто сделал выводы на основе имеющейся информации. Мне кажется, что Савафунг тоже в курсе. У таких, как он, особое чутье на подобные вещи. Он знает… Или подозревает и потому стремится быть поблизости. Эти ребята останутся с нами до конца – если, конечно, кто-нибудь не предложит им более выгодной сделки.
– А ты?
– Я старею, вождь, – выдохнул Ворон. – Да у меня никогда и не было таких амбиций. Мое призвание – игра. Но я становлюсь слишком стар, чтобы играть в игры. Я долго думал, почему Вурдаль и другие вышли из игры и остались на Матрайхе. Новая физиология тут ни при чем. Объяснение надо искать в доброй старой психологии. Она получила то, что хотела, – во всяком случае, отчасти. Там такое дикое общество, что просто некогда сходить с ума. Это дает Вурдаль ощущение прочности и надежности, и именно в этом все дело. Что касается меня, то я не уверен, что для меня в принципе существует такое место. – Он опять вздохнул. – Раньше мне нравилась эта игра. Но сначала Нейджи… Затем – Вурдаль… Потом – Икира… А теперь еще и Урубу…
– Про Урубу пока еще ничего не известно. Не стоит так легко сбрасывать его со счетов… Ты боишься, что пришла твоя очередь, или чувствуешь себя виноватым в том, что до сих пор жив?
Ворон крякнул:
– Ни то, ни другое, вождь. Просто не хочу, чтобы мной управляли, тем более чтобы мной управляли такие, как Савафунг или Клейбен. Но кто остается, вождь? Ты, я, Хань… Вот, пожалуй, и все. Что касается остальных, то они еще меньше знают, чего им хочется. Да это и не те люди, чтобы стать богами. Звездный Орел, конечно, этого заслуживает, видит Бог, но он не в счет. Это должен быть человек. В этом я абсолютно уверен.