Тридцатитрехлетний Тонио был среднего роста, с подтянутой и мускулистой фигурой бегуна. По утрам он два часа занимался спортивными упражнениями и строго соблюдал диету. В Нью-Йорке он остановился в консульстве Сан-Мигеля, занимавшем особняк из известкового кирпича на Восточной Семидесятой улице, где у него были отдельные апартаменты, обставленные антикварной мебелью времен Французской Империи. Формально он входил в состав дипломатического корпуса.
— Внешний вид значит очень много, — внушал он Ким.
Его собственный внешний вид был безукоризненным — от искусной, по последней моде удлиненной стрижки до итальянских костюмов и обуви из крокодиловой кожи. Он преклонялся перед физической красотой. Именно она в первую очередь привлекла его внимание к Ким.
— Это вовсе не значит, что одной красоты достаточно, мой ангел, — объяснял он ей одним ясным вечером, когда они плыли на зафрахтованной яхте по Ист-Ривер, — потому что у меня было много красивых женщин, могу тебя заверить. Но они очень быстро разонравливались мне: я находил их бездушными, холодными и жадными созданиями. Не надежнее стекла. В них не было… как бы это поточнее выразиться… чистоты, что ли. И вдруг я увидел твою фотографию на обложке журнала… Я был околдован. Твое лицо выглядело таким нежным и целомудренным… И я решил, что должен посмотреть в эти живые фиалковые глаза и убедиться, что ты действительно такая, какой я представил тебя по снимку.
— И?.. — Ким посмотрела на него этими фиалковыми глазами, излучающими любовь. С Тонио ей незачем было сдерживать свои чувства.
— И! — Он нежно поцеловал ее в губы. — Ты оказалась даже лучше.
Больше всего она нравилась ему в одежде белого или мягких пастельных тонов, потому что они как бы подчеркивали ее молодость и невинность. Он называл ее «мой ангел», «моя принцесса», «моя жемчужина».
Однажды они танцевали в музыкальном салоне с зеркальными стенами.
— Взгляни на нас со стороны… — шепнул он ей на ухо.
Она посмотрела. Привлекательный, смуглый, элегантный молодой человек с черными блестящими волосами и нежная златокудрая красавица — они являли собой пару, словно сошедшую с обложки модного журнала или со страниц волшебной сказки.
Больше всего Ким удивляло то уважение, с которым Тонио относился к ее матери. Они прекрасно ладили друг с другом и часто вели долгие беседы, пока Ким переодевалась к выходу, поэтому она даже не знала, о чем они говорят.
— Мне нравится, что вы с матерью так близки, — как-то признался Тонио. — Уважение к старшим, признание их авторитета нечасто теперь встречаются в нашем мире. Слишком много девушек твоего возраста стараются вести мужеподобный образ жизни. Вся эта болтовня о свободе, независимости… Все это ненамного лучше, чем быть обыкновенной шлюхой. — Черные глаза его сердито сверкнули. — Феминистки — так они себя называют… Меня коробит от одного только этого слова! Что может быть женственнее нежности и покорности? Я иногда думал, что мне следует поискать свою суженую в монастыре. Но воспитанницы монастыря слишком провинциальны! И ни одна из них так не хороша, как ты!
Ким покраснела и опустила глаза: впервые он заговорил о браке.
— Что ты думаешь об этом, мама? — В тот вечер она забралась к матери на кровать, трепеща от волнения. — Он собирается сделать мне предложение, да?
Бетт была в этом уверена. Но наряду с предложением, действительно последовавшим через несколько дней, на свет появились и определенные условия.
В то утро Ким отправилась по магазинам, а когда вернулась, то застала Тонио и Бетт, о чем-то совещающихся с заговорщицким видом в гостиной. Лица их были очень серьезны. Ким отослали в ее комнату до специального приглашения. Она попыталась подслушать под дверью, но тщетно. Самый громкий звук, который она слышала, оказался биением ее собственного сердца.
Немного погодя в комнату вошла Бетт, раскрасневшаяся от волнения.
— Тонио уехал, — сообщила она. — Если все пойдет хорошо, он вернется вечером с обручальным кольцом. Он уже разговаривал со своим отцом. Теперь о том, до чего мы с ним договорились.
Тонио потребовал от своей невесты две гарантии. Первая: они будут венчаться в католической церкви.
— О Боже! — простонала Ким.
— Никаких проблем, моя радость. Мы всегда были католиками.
Ким в изумлении уставилась на нее.
— Не слишком ревностными, признаю, — продолжала Бетт, — но уверяю тебя, что в три месяца тебя крестили в… в общем, я забыла название церкви — какого-то святого, — но было это в Сан-Диего, в Калифорнии. Священника звали О'Доннелл, это точно.