А потом… потом она подумала о Билле.
Идиотка! Как могла она допустить то, что произошло? Да еще изо всех мужчин на земле — с Сэмом-Хьюстоном Мэттьюзом! Поправка: Сэмом-Гарольдом Мэттьюзом… Давняя ложь медленно возвращалась прежней обидой.
Лежа на кровати в замызганном гостиничном номере рядом с Сэмом, положившим руку ей на живот, она испытывала страх и неловкость, но в то же время впервые за этот день в голове ее была странная ясность, даже какая-то пустота. Что-то в истории Сэма не стыковалось... Она слишком долго занималась адвокатской практикой, чтобы не почувствовать это.
Разумеется, она собиралась рассказать ему о Саманте: он имел право знать о ней. Но только после того, как она удовлетворит свое любопытство…
Он потянулся и лениво занес руку над ночным столиком.
— Брай? — Он предложил ей «Галуаз».
Она покачала головой.
— Я больше не курю. «Моему мужу это не нравится».
Она наблюдала, как он прикуривает сигарету: глубоко затянулся, поглощая дым с той же основательностью, с какой только что занимался ею несколько минут назад. Выглядел он удовлетворенным и расслабленным.
Она интуитивно ощущала, что Сэм Мэттьюз чрезвычайно доволен собой. Даже счастлив — потому что сохранил контроль над ситуацией. Потому что она осталась прежней «стариной Брай», с которой приятно было заниматься любовью, которая была такой же отзывчивой и податливой, как и в добрые старые времена…
Происшедшее между ними — лишь прелюдия, — неожиданно осенило ее. Сэм хотел от нее еще чего-то и рассчитывал, что секс поможет ему получить это.
— Скажи, Сэм, — мягко начала она. — Все эти годы нашей разлуки где ты жил? Чем занимался?
Он поцеловал ее в нос.
— Ты любишь меня, малышка?
— Ведь я здесь, разве не так? — ответила она с подбадривающей улыбкой.
Сэм откинулся на спину и выдохнул колечко дыма, совершенное по форме. Аликс проследила взглядом за тем, как оно медленно поднималось кверху, постепенно рассеиваясь, пока не растаяло окончательно. Она заметила, что штукатурка на потолке уже начала трескаться — но уж наверняка не так быстро, как трещат по швам ее иллюзии…
— Ты мне не ответил, — напомнила она.
Сэм улыбнулся ей, и его глаза приобрели отсутствующее выражение. Когда же он заговорил, в голосе его зазвучали хвастливые нотки.
Какую жизнь он вел! Какое безумное существование — с той самой ночи, как они расстались! Аликс, наверное, не поверит и половине того, что услышит! Материала хватило бы на дюжину книг.
— Что стало с моей машиной? — поинтересовалась она.
— С «ягуаром»? Я пустил его под откос перед тем, как перейти канадскую границу.
— А с моим жемчугом?
— Загнал за пару сотен баксов.
— Он стоил сто тысяч… — пробормотала она.
— Да-а, может быть, но не мог же я забежать в ювелирный магазин Картье и запросить по максимуму… Я был везде. В гуще событий. Ирак. Чили. Алжир. Северная Ирландия… провел жуткую зиму в Белфасте.
Аликс слушала со все возрастающим ужасом. Действительно, он вовсе не занимался мирным аккомпаниаторством в Швеции, как ей хотелось думать. Каждое место, которое он называл, было ареной политических волнений, террористических акций. В одно мгновение у нее на все открылись глаза.
Когда она вошла в эту комнату, ей хотелось повернуть время вспять, вновь испытать былую страсть. Но теперь она знала: проведенный здесь час с Сэмом обернулся пустой фантазией. А действительность оказалась страшна как смертный грех.
Но только не для Сэма. Он продолжал разглагольствовать об Америке Рейгана так же, как когда-то вещал об Америке Никсона и Вьетнаме. Для него ничего не изменилось с конца шестидесятых. Все та же эра революции, время бросания бомб, время баррикад…
В сущности, все в его жизни оставалось прежним, менялись только вымышленные имена. Внезапно для Аликс все встало на свои места. Почему бы Сэму и не выглядеть таким же молодым, таким же безрассудным, как раньше? Он умудрился постареть, ничуть при этом не повзрослев.
Размягчившись от воспоминаний, он признался ей, что в подпольных кругах известен под кличкой Хамелеон — меняет паспорта и удостоверения с той же легкостью, с какой некоторые меняют одежду. Например, сейчас он Хэп Мендельсон.
— Шутка! — сообщил Сэм с веселой злостью.
— Я ее не понимаю, — сказала Аликс, хотя уже начинала понимать.
— Ну, ты же знаешь, какой я меломан! Беря имена музыкантов в качестве псевдонимов, я таким образом свидетельствовал им свое почтение. Обычно, правда, прибегал к зашифровыванию: «Феликс», например, переводится с латыни как «счастливый», отсюда — Хэп Мендельсон по-английски. Удивительно, как мало людей просекают, в чем дело! Один из показателей общего бескультурья… Но мне это кажется забавным. Когда я занимался перевозкой оружия ирландским повстанцам, я предъявлял британцам удостоверение на имя Фрэнки Шуберта. Никто даже и не почесался!