Фумико Энти
Маски
I. Рё-но онна
Цунэо Ибуки и Тоёки Микамэ сидели лицом к лицу в кофейне на втором этаже вокзала Киото. Между ними на узком, под дерево, столике стояла ваза с одной-единственной хризантемой; полная окурков пепельница служила ярким свидетельством того, что эти двое уже давно ведут разговор.
Оба приезжали в Кансай [1]по делам и встретились совершенно случайно, когда Микамэ ненароком заглянул в кофейню. Приятели со школьных времен, мужчины приветствовали друг друга как в детстве, гортанным кличем, после чего Микамэ тяжело опустился напротив Ибуки, который в полном одиночестве распивал кофе в отгороженном кабинете.
– Ты когда приехал? – вроде бы невозмутимо поинтересовался Ибуки, однако глаза его выдавали смятение. Внешность у него была приметная: скулы высокие, выпирают; щеки запали; орлиный нос украшает лицо, делая черты более правильными; пальцы худые, длинные, суставы выступают.
Мягкий и такой знакомый голос Ибуки и то, с какой элегантностью он держит сигарету меж кончиков пальцев, всегда вызывало у Микамэ противоречивые чувства: ощущение подавленности, но подавленности удивительно приятной, какая бывает, когда стоишь лицом к лицу с жестокой и восхитительно прекрасной женщиной.
– В Осаке проходила медицинская конференция. Я уехал из Токио второго. А ты?
– Я здесь уже неделю, читал курс лекций в университете. Только вчера закончил. Снимаю номер в привокзальной гостинице.
– Правда? Какая удача, что мы именно сейчас встретились! У меня билет на ночной поезд до Токио. Я заехал в Киото просто так, чтобы развеяться немного, погулять, и никак не мог решить, что делать дальше.
– Прекрасно, – рассеянно бросил Ибуки. – Знаешь, я кое-кого жду. Она должна в два прийти. Наша общая знакомая.
– Кто такая?
– Миэко Тогано.
– Она тоже в Киото?
– Да. В храме Коэцу установили камень с гравировкой стихотворения Дзюнрё Кавабэ, она на открытие приезжала.
– Кавабэ… Она из его круга?
– О да, они, знаешь ли, оба к поэтическому течению «Светлый ручей» принадлежат. – Ибуки отвел взгляд и аккуратно стряхнул пепел в пепельницу. – Ясуко тоже с ней.
– О?! – вырвалось у Микамэ. – И где они остановились?
Ясуко была женой Акио, погибшего сына Миэко Тогано. Молодожены чуть меньше года прожили вместе, когда Акио завалило лавиной на горе Фудзи. После похорон Ясуко не вернулась к родителям – осталась с госпожой Тогано, помогала свекрови издавать поэтический журнал и посещала лекции по японской литературе, которые Ибуки читал в университете. Она также с головой ушла в изучение одержимости духами в эпоху Хэйан [2], продолжила незаконченную работу Акио. Ибуки – да и не только он – полагал, что Ясуко выбрала эту тему в память о муже.
В течение нескольких лет Ибуки был научным руководителем Акио на кафедре – оба специализировались на хэйанской литературе. Несмотря на это, его отношения с Ясуко и Миэко начали развиваться только после смерти Акио, когда Ибуки попросили помочь молодой вдове в ее исследованиях. Микамэ тоже интересовался одержимостью, хотя подход у него был совершенно иным – он возглавлял отделение психиатрии в крупной больнице, а на досуге изучал фольклор. Проштудировав вопрос одержимости дьяволом в средневековой Европе и на Ближнем Востоке, он перешел к японским народным верованиям, много читал о вере в одержимость духом лисы, распространенной по всему побережью Японского моря, духом собаки на Сикоку и духом змеи на Кюсю. В последнее время он также увлекся одержимостью духами умерших и живых, которая не раз упоминается в литературе эпохи Хэйан, и через Ибуки познакомился с Ясуко и Миэко. Вместе с остальными интересующимися данной проблемой они организовали своего рода дискуссионную группу, собиравшуюся один-два раза в месяц в доме Тогано.
Вполне естественно, члены кружка тянулись к Ясуко, но за ней всегда стояла Миэко Тогано, которая умела одним своим присутствием придать общению старомодное изящество и легкость. Ясуко была совершенно очаровательна, блистала не только красотой, но и острым умом, и все же Ибуки ясно видел, что ее жизнелюбие целиком и полностью зависит от безмятежного спокойствия Миэко, восседавшей на всех собраниях немного в сторонке, молчаливо и неподвижно, словно статуя Будды.
Как бы то ни было, Микамэ очень обрадовался, услышав, что Ясуко и Миэко тоже в Киото.
– Они в «Павильоне камелий» на улице Фуя, – ответил Ибуки. – Сегодня днем Миэко запланировала визит к Ёрихито Якусидзи, владельцу театра Но. Он обещал показать старинные маски и костюмы из своего собрания, и Миэко пригласила меня с собой.
– Правда? И давно она его знает?
– Кажется, одна из дочерей Якусидзи – ее ученица. Сокровищницу открыли для ежегодного осеннего проветривания. Говорят, некоторым костюмам лет триста, а то и больше. Хочешь с нами?
– Ну, театральные костюмы и маски – не совсем то, на что я сегодня рассчитывал, однако, с другой стороны, будет приятно повидаться с Миэко и Ясуко. Я сюда всего на минутку заглянул, потом думал сходить в медицинскую школу, навестить одного моего приятеля. Но пожалуй, поеду-ка я лучше с вами, если ты, конечно, уверен, что никто не будет возражать.
– На твоем месте я бы не стал забивать себе голову подобной чепухой. В любом случае, почему бы тебе не посидеть здесь и не подождать Ясуко? Она примерно через полчаса должна появиться.
– Через полчаса! Чего же ты тогда так рано пришел?
Ибуки промолчал.
– В последний раз мы виделись на сеансе, помнишь? – внезапно сменил он тему спустя пару минут.
– Да, точно, на сеансе. Где-то в середине прошлого месяца, если я не ошибаюсь?
– Семнадцатого. Ясуко сказала, что Акио тоже семнадцатого числа погиб, вот я и запомнил.
– Странная штука, сеанс этот… Если спирит и пытался обвести нас вокруг пальца, то ему это удалось. Никто даже не заподозрил подвоха.
– У Саэки у самого памятная дата была, так ведь?
Человек, о котором шла речь, являлся профессором прикладных наук и свято верил в силу «Сутры Лотоса».
Он надеялся, что не за горами тот день, когда наука заключит мир с религией, был предан спиритизму и устраивал в своей конторе сеансы. Миэко в тот раз не пошла, но Ясуко, Ибуки и Микамэ решили поучаствовать.
Медиумом оказалась одетая в черный костюм женщина лет тридцати. Говорили, она выросла в Маньчжурии, пропиталась деревенским духом и, несмотря на свою худобу, обладает весьма крепким здоровьем. Ничего странного в выражении ее лица не просматривалось, хотя от человека со столь необычным даром всегда ждешь чего-нибудь из ряда вон выходящего. Речь у нее была замедленная, как будто язык не подходил по размерам ко рту. Спирит, костлявый мужчина с тонкими губами, усадил ее рядом с собой в центре комнаты и принялся разъяснять двум десяткам собравшихся суть сообщения между двумя мирами – Нашим и Тем. Духи, покинувшие тела, вещал он, свободно летают по воздуху, ходят рядом с живыми, окружают их со всех сторон, хотя мы не можем их ни услышать, ни увидеть. В прежние времена многие обладали способностью беседовать с духами, но в наш индустриальный век таких людей становится все меньше и меньше. Женщина в черном – одна из немногих избранных, наделенных даром общения с мертвыми.
– А теперь, чтобы развеять ваши сомнения в чистоте эксперимента, я привяжу медиума к стулу, прямо у вас на глазах. Прошу вас, смотрите внимательно, если хотите увидеть, что происходит вокруг нее в темноте. – Глаза за стеклами очков ни разу не моргнули.
Продемонстрировав узел на веревке, которой были связаны руки женщины, спирит отгородил ее от зрителей большой металлической ширмой.
Свет погас, и в комнате теперь виднелись лишь мегафон, карандаши, блокноты и другие смутно поблескивавшие в темноте предметы. Из фонографа хлынули переливы «Голубого Дуная». Ибуки и Микамэ расположились по бокам от Ясуко, не сводя глаз с металлической ширмы, за которой сидел связанный медиум. Ибуки никак не мог сосредоточиться, все его внимание занимала лебединая шея Ясуко и ее напряженное плечико, касавшееся его руки. Девушка усердно таращилась в темноту, стараясь ничего не упустить. Он точно знал, что, если бы свет не выключили, Ясуко стала бы делать заметки для Миэко, но, поскольку писать в таких условиях не было никакой возможности, она прилагала все усилия, чтобы запомнить каждую мелочь. Время от времени Ибуки обуревало желание обнять девушку и прижать ее маленькую головку к своей груди, как будто странная атмосфера сеанса пробила брешь в его обычной сдержанности и решимости не поддаваться плотской страсти.
1
Кансай район Японии, охватывающий города Осака, Киото и прилегающие префектуры.
2
Xэйан – столица Японии с 794-го по 1186 г. Связанный с ней период японской истории в культурном плане ознаменовался формированием новых жанров художественной литературы; в высшем обществе тогда царил культ поэзии, эстетизма и изящной любви.