— Значит, так, — продолжает Свекольникова. — У Петуховой есть сын Васька…
— Не Васька, а Василий, — поправляет председатель.
— Хорошо, Василий. Так этот Васька-Василий вдруг пропал. Он десятилетку в позапрошлом году кончил. Хотел в институт устроиться, но туда его не пустили. По знаниям слаб оказался. Ну и вот, два года так ходил, руки в брюки. Каждый день у него друзья. Пьют, курят. А из этого ясно что получается. Тут все понимающие сидят. Я Петуховой говорю: «Что он, твой сын, делом не занимается? Давай я его в магазин или на базу определю». А она в ответ: «Мой Васенька не для этого науки осиливал».
— Ближе к делу, товарищ Свекольникова.
— Спасибо. Теперь я уже близко. И вот пропал петуховский сыночек. Только смотрю — Петухова плачет часто. Как почтальон — она к двери. Меня обгоняет. Ну, она, конечно, моложе. Мне за ней не угнаться. Спрашиваю: «Где твой Васенька, что пишет, не скучает?» А она молчит. Вот так и Дарья у нас на базе молчала, молчала, а потом мы узнали: посадили ее родимого. Стала посылки ему посылать.
— Не отклоняйтесь, товарищ Свекольникова, — снова напоминает председатель суда. — И короче.
— Короче нельзя. Смысл пропадет. А клонюсь я вот к чему: Петухова тоже начала посылки этому Василию на почту таскать. Говорит: «Трудно там ему, он же, наверное, холодный и голодный». А потом, глядишь, получит телеграмму и опять плачет… Я слыхала, как она мужу эти телеграммы зачитывала. Память у меня слабая, но кое-что припомню. Вот из Свердловска, к примеру: «Крепко засыпался. Шансы выкрутиться слабые. Жду, что решат. Выручай, иначе пропаду. Позвони, кому надо». Потом из Новосибирска: «Ввязался в дело, которое снова грозит годом». А дальше еще телеграммы, то ли из Хохломы, то ли с Колымы, не расслышала я: Петуховы радио включили… А теперь Васенька их вообще сигналов не подает. И Петухова мужу своему говорит: «Раньше чем через три года мы его не увидим. И меры принимать бесполезно…» Ну, неправильно я сказала, что за овощ этот Васенька? Поделилась я своими впечатлениями с Анфисой, лифтёршей, а та возьми и передай Петуховой. И вот теперь меня на суд. И еще спрашивают, не отказываюсь ли я от своих слов. А чего мне отказываться?
Зал слушает Свекольникому с явным интересом. Петухова плачет, и слезы, растворившие краску на ресницах, серыми ручейками стекают по щекам.
— Жалкие сплетни, — заявляет она. — Думаю, что суду и слушать их нечего. Я даже опровергать всего этого не собираюсь. Ниже моего достоинства. Я просто хотела, чтобы Свекольникову пристыдили и она извинилась…
— Если надо, извинюсь, — спокойно говорит Свекольникова, доставая из кармана горсть семечек. — Только доказать надо.
Наступает пауза. Из зала кто-то бросает реплику:
— Верно тетка говорит. Что она извиняться будет, когда ей самой неясно?..
— Сейчас все проясним, — произносит председатель. — Товарищ Петухова, хоть вы и не собирались опровергать, но без этого нельзя. Здесь суд. Так что скажите…
Лицо Петуховой вспыхивает злым румянцем, слезы моментально просыхают.
— Хорошо, — с подчеркнутой готовностью говорит она. — Если мне не верят… Если меня вынуждают… Хорошо! Но это мое дело. Кормлю его я, а не Свекольникова. Не перебивайте! Надо же ему в институт поступить! А если вечером к нему товарищи придут, не вижу ничего плохого. Пусть развлечется. Разрядка нужна. Он целыми днями так готовился!
— И не привяли в институт?
— Нет. Не повезло.
— А откуда он телеграммы присылал?
— Вас, товарищ председатель, телеграммы смущают? Вернее, их форма? Ничего тут особенного нет. Надо сказать, эта баба хоть и говорит, что память у нее слабая, но запомнила все точно…
— Я не баба, — вставляет Свекольникова. — Я женщина. И притом советская…
Петухова презрительно смотрит на Свекольникову и продолжает:
— Да, телеграммы были такие. И из Свердловска, и из Новосибирска. Это мой Вася в институт поступал. И сообщал родителям, как идут дела… Но его постигла неудача. Что же касается разных там двусмысленных слов, которые Свекольникова приводила, так это у Васи такая манера выражаться…
— А почему он вдруг отправился в путешествие? Не захотел жить вместе с родителями?
— Нет. Идея была моя, — говорит Петухова. — Просто я узнала, когда в какие институты есть прием, когда бывают доборы. Ну, и где конкурс поменьше. Пусть Вася поступит, а потом можно и в Москву перевести…
— Выходит, командировка от мамы, — замечает один из членов суда. — Двадцать шесть рублей суточных плюс гостиничные и проезд. Или даже пролет, чтобы успеть…