Два тела рухнули на залитый кровью пол. Ноги Сосенбаля дернулись, и он застыл. Сын его умер мгновенно. Уадх Менех, прибежавший с охранниками, был мертвенно-бледен. Вскоре появился Тхуту.
— Но это же война! — воскликнул он.
— Вызовите срочно лекаря! — закричал Ай, склонившись над своим секретарем, который истекал кровью.
Одни слуги стали вытаскивать трупы из зала, другие принесли бадьи с водой и половые тряпки, чтобы вымыть пол.
— Вот результат политики Эхнатона! — кричал Ай, дрожащий от ужаса и гнева.
Шабака возвратился с лекарем, который взял с собой набор инструментов для операций. Лекарь подложил под голову секретаря, который растянулся на полу, маленькую подушечку. Рана была глубокой, как сообщил вскоре лекарь, но кинжал пронзил только плечо, поэтому ни один жизненно важный орган не был задет.
— Необходимо предотвратить распространение информации об этом инциденте, — заявил Тхуту. — Иначе все ссыльные из Палестины и Сирии начнут здесь буянить и попытаются совершить то, что не удалось сделать сирийцу.
Но было поздно: более двадцати человек, находившихся во дворце, среди которых были трое знатных особ, также ожидали аудиенции, и они сразу же узнали о нападении двух сирийцев на регента. Разумеется, аудиенция была перенесена на следующий день.
Вечером все Фивы знали об инциденте. Слухи распространялись невероятные: регент был тяжело ранен двумя посетителями и даже в результате этого скончался. Несколько разгоряченных голов дошли до того, что уверяли, будто Тхуту взял на себя регентство. Дворец, действительно, вдруг превратился в крепость, оттуда выходило слишком мало информации, и посему неизвестность будоражила воображение людей.
Хумос узнал об этой новости только вечером; она его встревожила, поскольку он как раз получил другую, подробную и достоверную, информацию о более серьезной проблеме. На следующее утро он переплыл Великую Реку, чтобы прояснить ситуацию. По воле случая он прибыл во дворец в тот самый момент, когда Ай и Тхуту отправлялись в Зал судебных заседаний в сопровождении своего обычного эскорта.
На мгновение оба мужчины повернулись к посетителю, и то удивление, которое отобразилось на лице верховного жреца, как нельзя лучше показало регенту и Первому советнику, какова цель этого визита. Было очевидно, что Хумос поверил слухам.
— Вне сомнения, тебе сообщили, что я умер, — сказал Ай слащавым тоном, усаживаясь на трон.
После он поведал верховному жрецу о случившемся.
Но Хумос оставался все таким же озабоченным.
— Я велю принести жертву, чтобы поблагодарить Амона за то, что он отвел оружие этих сирийцев, — сказал он. — Но, регент, я пришел, чтобы побеседовать с тобой на малоприятную тему.
Он смотрел на Ая и Тхуту, удобно расположившихся на своих местах с таким видом, будто им удалось спастись от бури.
— Вы, вероятно, знаете господина Апихетепа?
— Конечно! — воскликнул Ай. — Это самый богатый человек в Нижней Земле. Он присутствовал по моему приглашению на церемонии коронации.
Хумос сокрушенно покачал головой.
— Он преподнес царю роскошный подарок, — добавил Ай, — тройное ожерелье из электрума, инкрустированное голубыми камнями, равного которому я не видел, особенно если учесть его величину.
— Апихетеп, — продолжил Хумос, — намеревается пойти на штурм Мемфиса и провозгласить себя царем Нижней Земли.
Ай захлопал ресницами. Тхуту вытянул шею.
— Я не знал, что Апихетеп безумен. При наличии войска в несколько десятков человек его попытка не может увенчаться успехом, — заметил регент.
— Несколько десятков человек?! — воскликнул Хумос, поднимая брови. — В распоряжении Апихетепа ополчение из тысячи двухсот человек.
— Что?!
Ай открыл рот от изумления.
— Подожди, прошу тебя, я позову Маху, — попросил Тхуту, сделав знак своему секретарю, чтобы тот пошел за Начальником охраны.
Когда Маху прибыл, Ай сразу же спросил его:
— Ты знал, что Апихетеп располагает войском в тысячу двести человек?
— Я лично спрашивал господина Апихетепа об этом, — ответил Маху, — потому что действительно ходило много слухов об этой его личной армии. Он меня уверил, что содержит ради собственной безопасности личную охрану из девяноста человек. Я подозревал, что у него больше людей. Но чтобы тысяча двести? — недоверчиво произнес он, подняв брови. — Это мне кажется слишком. Откуда такая цифра?