— Точно сказать не могу. Названия мне незнакомы. Этот бизон, к примеру. Каков он с виду?
— Большое быкообразное теплокровное животное, — ответила Эстер Миккелсен. — С короткой жесткой коричневой шерстью. Близок к коровам. Раньше стада бизонов в тысячи голов бродили по западным прериям.
— Вымерли, — твердо заявил Ворнан. — Коровы у нас есть, во никаких близких или дальних родственников. А лось?
— Животное северных лесов, с большими рогами. Вот, кстати, его голова на стене. Ветвистые рога, длинная морда.
— Вымерли, это точно. А медведь, тетерев, куропатка?
Эстер описала их всех. И всякий раз Ворнан отвечал, что в его эпоху такой живности не водится. Хейман медленно наливался злобой. Я и не знал, что он принадлежит к защитникам дикой природы. А тут он разразился длинной речью, утверждая, что уничтожение животных есть свидетельство разложения цивилизации, ибо дикари убивали их из необходимости, чтобы добыть себе пропитание, а мы — из удовольствия и для развлечения. Припомнил он нам и наступление человека на последние участки еще девственной природы. Говорил страстно, под некоторыми его высказываниями я бы даже подписался. Впервые я услышал от этого зануды-историка что-то дельное. Ворнан жадно ловил каждое его слово. Лицо его светилось удовольствием и, кажется, я понял тому причину: Хейман утверждал, что вина за уничтожение животных лежит на цивилизации, и Ворнана, почитающий нас за дикарей, находил эти рассуждения весьма забавными.
Когда Хейман закончил, мы виновато переглянулись, уставились в лежащие перед нами меню. Повисшую тяжелую тишину нарушил Ворнан.
— Надеюсь, вы не лишите меня удовольствия внести посильную лепту в великое уничтожение, благодаря которому в нашем времени практически не осталось диких животных. В конце концов те из них, мясо которых мы будем есть сегодня уже не существуют, не так ли? Позвольте мне вернуться в свою эпоху с воспоминаниями о трапезе, где мне подали мясо бизона, лося, оленя.
Разумеется, не могло быть и речи о смене ресторана. Мы могли поесть только здесь, с чувством вины или без оного. Как и говорил Крейлик, мясо в ресторан поступало лишь по государственным каналам, а не от браконьеров, так что это заведение никоим образом не содействовало уничтожению диких животных. Да, их мясо было большой редкостью, об этом свидетельствовали цены, но отстрел всей этой живности велся отнюдь не по заказам ресторана. Однако и Хейман был прав: животные исчезали. Где-то я слышал прогноз, согласно которому в следующем столетии дикие животные сохранятся лишь в специальных заповедниках. Если считать Ворнана пришельцем из будущего, следовало признать, что прогноз этот оправдался.
Хейман заказал жареную курицу, мы все —деликатесы. Ворнан решил попробовать все: бизонью вырезку, лосятину, грудку фазана…
— А какие животные сохранились в вашу эпоху? — спросил Колфф.
— Собаки. Кошки. Коровы. Мыши, — Ворнан запнулся. — Есть какие-то еще.
— Только домашние животные? — ужаснулся Хейман.
— Именно так. — Ворнан положил в рот кусок сочного мяса. Улыбнулся. — Божественно! Как много мы потеряли!
— Вот видите, — не унимался Хейман. — Если бы люди…
— Разумеется, — прервал его Ворнан, — и у нас есть вкусные продукты. Признаюсь, приятно положить в рот кусочек мяса недавно еще живого существа, но немногие могут пойти на такое. Мы очень брезгливы. И у путешествующего во времени должен быть крепкий желудок.
— Потому что мы грязные, недоразвитые, отвратительные дикари? — воскликнул Хейман. — Такого вы о нас мнения?
Ворнан пропустил шпильку мимо ушей.
— Ваш образ жизни очень отличается от нашего. Это же очевидно. Иначе зачем мне появляться у вас?
— Однако в сравнении образов жизни неправомерно применение терминов «высший» или «низший», — Элен Макилуэйн оторвалась от огромного куска жареной оленины. — В какой-то эпохе жизнь может быть спокойнее, где-то могут больше внимания уделять здоровью или удобствам, но мы никогда не употребляем такие слова, как «высший» и «низший». С точки зрения культурного релятивизма…
— Знаете ли вы, — вновь заговорил Ворнан, — что в нашем времени ресторанов нет? Есть на публике, среди незнакомцев, мы считаем неприличным. В Централити часто приходится общаться с незнакомыми людьми. В других регионах дело обстоит иначе. Никто не проявит враждебности к незнакомому человеку, но и не станет есть в его присутствии, если только не намерен вступить с ним в половые отношения. Едим мы только в компании партнеров по сексу. — Он хохотнул. — И мое желание отобедать в ресторане — признак дурного тона. Вас я рассматриваю, как близких друзей, вы должны это понимать…— Он обвел стол рукой, показывая, что готов лечь в постель с любым, даже с Колффом, будь на то его согласие. — Но я надеялся, что как-нибудь вы доставите мне удовольствие пообедать в общем зале. Может, вы старались пощадить мои чувства, устроив обед в отдельном зале. Но позвольте мне в следующий раз предаться пороку.