Любимая моя! Моя грешная пра-пра-пра- одному Богу известно сколько раз еще прабабушка! Никогда мне больше не увидеть тебя. Никогда не прикоснуться к твоей нежной коже, твоей… Нет, мне не хочется истязать себя больше. Я постараюсь позабыть тебя. Вот так!
Я утешаюсь, когда свободен от выполнения своих обязанностей в качестве божества, тем, что надиктовываю свои воспоминания. Все теперь записано, зафиксированы все подробности моей истории, в результате которой я очутился в столь затруднительном положении. Пусть эти мои воспоминания послужат предостережением другим многообещающим молодым людям, пусть знают, как можно деградировать до состояния абсолютного отрицания собственного существования. И я буду продолжать записывать свои воспоминания и дальше. Я расскажу о том, что такое быть хеттским богом. Завтра, например, у нас должно отмечаться празднество весны и плодородия, и десять самых благочестивых и красивых девственниц деревни придут к богу в его жилище, чтобы…
Пульхерия!
Почему я здесь так далеко от тебя, Пульхерия?
Я все время думаю о тебе.
Еще достаточно времени у меня есть для того, чтобы размышлять о своей теперешней судьбе. Мысли, к которым я прихожу, очень для меня неутешительны, хотя я и сомневаюсь в том, что патрулю времени удастся разыскать меня здесь. Но у него существует иная возможность.
Патруль знает, что я скрываюсь где-то вверху по линии, защищенный парадоксом перехода.
И патрулю захочется выкурить меня из этого прибежища и уничтожить только за то, что я являюсь в общем-то не чем иным, как мерзким отродьем парадокса.
А власти у патруля хоть отбавляй. Предположим, он задним числом уволит Джада Эллиота со Службы Времени до того, как тот пустится в свое злосчастное последнее путешествие. Если Джад Эллиот никогда не попадает в средневековую Византию вообще, то тогда вероятность моего существования понизится до нуля, и я больше не буду защищен парадоксом транзитного отстранения. Войдет в силу действие закона меньших парадоксов. И исчезну я, как струйка дыма.
Я знаю, почему они до сих пор еще не сделали этого. Да потому что тот, другой Джад, благословил его Господь, все еще дожидается суда за совершение времяпреступлений внизу по линии, и они не могут задним числом «выдернуть» его, пока не будет доказана его виновность. Им нужно довести до логического конца судебное разбирательство. Если вина его будет доказана, то, как я полагаю, к нему будут применены определенные санкции. Но судебная процедура раскручивается весьма неторопливо. Джад все еще под арестом. Сэм, безусловно, рассказал ему о том, что я здесь и нуждаюсь в защите. Судебное разбирательство может затянуться на месяцы, годы, кто знает, на сколько. У него свой базис нынешнего времени, у меня свой, и мы двигаемся к своему будущему вместе, синхронно, день за днем. А пока что я все еще здесь.
Одинокий. Совсем упавший духом.
Мечтающий о своей, потерянной навеки, Пульхерии.
Может быть, они никаких действий против меня и не предпримут.
А может быть, возьмут да и покончат со мной завтра.
Кто знает? Бывают мгновенья, когда мне это становится совершенно безразлично. Одно, по крайней мере, утешает меня. Такая смерть будет абсолютно безболезненной. Не будет даже самого короткого мига мучений. Я просто уйду туда, куда уходит пламя свечи, когда на него подуют. Это может случиться когда угодно. А пока течет еще моя жизнь один час за другим, я то играю роль бога, то слушаю Баха, то предаюсь галлюцинациям благодаря пузырьку, то диктую свои воспоминания. Но все это время дожидаюсь конца. Он может наступить прямо на середине диктуемого предложения, и я уве…
МАСКИ ВРЕМЕНИ [= ВОРНАН-19]
1999 год. Накануне нового тысячелетия весь мир охватывает массовое эсхатологическое движение. В этот момент, в канун Рождества, в Риме появляется странный человек, утверждающий, что он — гость из будущего, и живет в 2999 году. Этот человек, шокирующий публику экстравагантным поведением и публичными унизительными замечаниями по поводу уровня развития человечества конца 20 века, постепенно начинает играть роль нового Мессии, становясь объектом массового поклонения…
Глава 1
Подобные воспоминания, полагаю, должны начинаться несколькими фразами о личном участии: я — человек, я был там, я страдал. И действительно, нет нужды преуменьшать моей роли в невероятных событиях последних двенадцати месяцев. Я близко сошелся с этим пришельцем из будущего. Я сопровождал его в бешеной круговерти путешествия по нашему миру. Я был рядом с ним в самом конце.
Но не в начале. Поэтому, излагая полную историю его пребывания на Земле, я вынужден предварить ее некоторыми сведениями о себе. Когда Ворнан Девятнадцатый прибыл в нашу эпоху, я находился столь далеко от этого экстраординарной происшествия, что узнал о нем лишь несколько недель спустя. Однако меня затянуло в созданный им водоворот так же, как и вас, всех и каждого.
Меня зовут Лео Гарфилд. Сегодня, 5 декабря 1999 года, мне пятьдесят два. Я холост, бодр и здоров. Живу в Ирвине, штат Калифорния, возглавляю кафедру физики в Калифорнийском университете. Мои научные исследования связаны с субатомными частицами, движущимися против потока времени. Лекций студентам не читаю. Я курировал дипломные работы нескольких выпускников, которых считаю своими учениками, н постоянных студентов в нашей лаборатории обычно нет. Вен сознательную жизнь занимался я указанными выше частица ми, и мне удалось отправить в прошлое несколько электронов, сбив их с привычных орбит. Когда-то я полагал это значительным достижением.
Ко времени прибытия Ворнана Девятнадцатого я зашел своей работе в глухой тупик и отправился в пустыню, дабы преодолеть кризис. И не сразу узнал о пришествии Ворнана. Пишу об этом не для того, чтобы оправдаться, но излагаю факты. Я поселился в доме моих друзей в пятидесяти милях южнее Тусона,[2] жилище вполне современном, оборудованном всеми необходимыми средствами связи, вроде спутниковых антенн или информационных экранов, не говоря уже о компьютерах. Так что при желании я, наверное, мог бы с самого начала не отстать от текущих событий. А если и отстал, то лишь потому, что не проявлял к ним ни малейшего интереса, но не из-за полной изоляции от окружающего мира. Днями долгие прогулки по пустыне помогали мне обрести душевное равновесие, по вечерам же я мог пользоваться благами человеческой цивилизации.
И к пришествию Ворнана я возвращаюсь лишь с одной целью — чтобы иметь исходную точку отсчета. Ибо к тому времени, когда я стал непосредственным участником этой истории, она была уже стара, как падение Византии или триумф Аттилы, и о появлении Ворнана мне рассказывали, словно о событии, дошедшем до нас из глубины веков.
Материализовался он в Риме 25 декабря 1998 года, после полудня.
Рим? День рождения Христа? Естественно, день он выбрал сознательно. Новый Мессия, спускающийся с небес в святой город? Сколь банально! Какой дешевый эффект!
Позднее Ворнан настаивал, что произошло это случайно.
Улыбаясь своей неотразимой улыбкой, он разглаживал большими пальцами кожу под глазами и говорил: «У меня был один шанс из трехсот шестидесяти пяти объявиться здесь в заранее выбранный день. Теория вероятности распорядилась сама, без моего участия. Да и что особенного в этом дне Рождества?»
— Родился Спаситель, — отвечал я, — данным давно.
— Простите, спаситель кого?
— Человечества. Тот, кто пришел, чтобы искупить наши грехи.
Ворнан Девятнадцатый уставился на невидимую сферу, которая, казалось, всегда висела в нескольких футах от его лица. Наверное, он обдумывал понятия спасения, искупления греха, чтобы слова эти обрели для него какой-то смысл, перестав быть лишь сотрясением воздуха.
— Этот искупитель человечества родился в Риме?
— В Вифлееме.
— Окраина Рима?
— Не совсем. Так что, раз уж вы прибыли к нам на Рождество, вам следовало бы явиться народу в Вифлееме.