- Ночью Йосиф умер, легко, без мучений. Я сидел рядом и почувствовал, как дыхание прервалось и душа отлетела к ангелам. Похоронив старика и оплакав потерю, я стал думать - что делать дальше. Ни родных, ни друзей, ни средств к жизни - даже если получится продать лодку, надолго не хватит. Полный сомнений, я поднял парус и попытался в одиночку плыть вдоль побережья...
- И сел на камни?
- Да, и из всех несчастий, это пошло на пользу. Когда разбойники окружили меня, впору было прощаться с жизнью, но тут вороватый грек вывихнул ногу. И я понял - Господь посылает мне знамение. Я знаю лекарское дело немногим хуже, чем старый Йосиф, почему бы не назваться врачом? Вывих оказался легким, грек выздоровел, а я - единственный лекарь Кафы.
- Но почему Игнасий?
- Моё крестильное имя. К тому же, если вдруг княжья семья станет меня искать, они будут искать русича Ингваря, а не грека.
- Умно! - в задумчивости погладив бороду, Абу Салям поглядел на юношу - далеко пойдет. - Похвально.
- Позволите ли вы, достопочтенный, задать вопрос?
- Нет. Пока нет. «Умножающий знания, умножает скорби», как говаривал Соломон. И скорби твои, юноша, преумножатся как род Ибрагима. А спрашивать буду я.
Тяжко вздохнув, Абу Салям вытащил на середину комнаты большой сундук.
- Арабского ты, конечно, не знаешь, лекарь Игнасий? Что ж, буду переводить. Писать умеешь? Добро, в следующий раз раздобудешь пергамент. А пока что - запоминай!
Дрожащими пальцами Абу Салям развернул обгорелый по краям свиток и стал читать нараспев, как мулла на молитве:
- Я утверждаю: медицина - наука, познающая состояние тела человека, поскольку оно здорово или утратит здоровье, для того, чтобы сохранить здоровье и вернуть его, если оно утрачено...
Людям в Кафе нужен лишь повод, чтобы почесать языками. Вскоре начали поговаривать о странной дружбе, связавшей торговца пряностями и молодого лекаря - раз в неделю, а то и чаще Игнасий поднимался на Митридатову гору и засиживался в гостях до глубокой ночи. Полагали, что старый Ариф Абу Салям решил усыновить юношу и передать ему немалое состояние. Шептались о ядах и приворотных зельях, средствах для повышения мужской силы и изгнания плода. Премудрый Мехмет, гадальщик из Хорезема, утверждал, что торговец почуял приближение смертного часа и надумал собрать секретную панацею Ибн Сины - все знают, что великий врач открыл секрет бессмертия, и ученики изготовили сорок снадобий, чтобы воскресить учителя. Тридцать девять дней умащали бездыханное тело, оно стало теплым и гибким... вот только сороковой ученик оказался негодным раззявой и разбил горшок с мазью!
Слушая пересуды Абу Салям лишь хихикал и потирал руки - вернулся молодой аппетит к жизни. Он подшучивал, намекал, делал круглые глаза и значительные мины, без малого на четверть поднял доход от торговли. И даже к жалобам Сатеник относился без должного внимания. Когда армянка разбила горшок об пол и обозвала хозяина мужеложцем, прельстившимся родинкой на щеке луноликого отрока, Абу Салям лишь рассмеялся.
- Приобретая тебя у скверного торговца людьми, да сделает Аллах его жизнь короткой, а смерть долгой, я уже пребывал в том почтенном возрасте, когда перестаешь интересоваться женщинами - что же говорить о юнцах? Если б я сохранил способность к любви, то не возжелал бы никого иного, кроме тебя, Сатеник, свет очей моих и услада старости!
- Тогда зачем ты приблизил к дому мальчишку чужой крови?
- Он мой ученик.
Выражение лица Абу Саляма побудило армянку прекратить все расспросы. Всхлипнув, она утерла роскошный нос, подобный передней части византийской триремы, и отправилась к себе в кухню, греметь тазами. Беседы беседами, брань бранью, а варенье и подгореть может. Абу Салям же до глубокой ночи просидел в садовой беседке, поверяя печали доброму кувшину вина. Он лукавил, беседуя с невольницей - мужская сила не иссякла и влечение к прекраснейшим цветам в саду Аллаха все ещё согревало сердце. Однако, как говорил поэт:
Страстью раненный, слезы без устали лью,
Исцелить мое бедное сердце молю,
Ибо вместо напитка любовного небо
Кровью сердца наполнило чашу мою.
Когда-то в Исфахане у него была семья. Мудрый и бесстрашный отец, визирь великого падишаха, добрая мать, старшие братья - молодые львы, не знающие предела силам, нежные красавицы сестры, любимый младший братишка. А ещё богатый дом, рабы и слуги, учителя и наставники, собственный жеребец из низкорослых степных коней, настоящая сабля и щит с чеканкой. А ещё однажды пришли гулямы и увели отца. Неизвестно - оклеветали его или визирь и вправду собирался свергнуть своего повелителя. Сиятельный Мелик-шах не стал разбираться. Изменника четвертовали на городской площади вместе с сыновьями, мама помешалась от горя и её забрали дальние родичи, сестры стали наложницами в гаремах вельмож. Он единственный сумел ускользнуть, переодевшись слугой. И скитался по улицам, воровал, клянчил монетки, пока судьба не привела его в «дом исцелений».