Олег и в коммерции, и в спортивной технике старался все доводить до такой схемы результатов. Зыбкое сознание Верещагина – особенно сейчас, после ночного выпивона и подкрепления "мужских восторгов" французским коньяком, – мучили известные каждому физику, так называемые, "магические ядра". Они содержали известные "магические числа" – протонов или нейтронов – 2, 8, 20, 28, 50, 82, 126. Олег знал, что только магия стоит на службе науки. Она обеспечивает максимальную устойчивость искомой ядерной конструкции.
Спиртные пары будили в мозгу отставного физика недоверие к постоянству элементов таблицы Менделеева, хотя бы потому, что сам великий ученый был неустойчив в браке, употреблении спиртных напитков, игре на бирже и во многом другом. А самое главное, великий ученый и совершенно мирской человек любил мочиться не в унитаз, а в раковины – ему всегда не хватало времени. Там же он мыл руки. Все сантехники прекрасно знали, что в университетской лаборатории раковины устанавливали только на высоте его собственной мошонки!
Было трудно не согласиться с Верещагиным в том, что постоянство в таких вопросах, то есть ориентировка на "уровень мошонки", должна компенсироваться "непостоянством" в чем-то намного более важным. В памяти невольно возникали эскапады дочери великого ученого Людмилы, ставшей женой Александра Блока. Она не могла ни принять от отца генетическую эстафету… Наверняка в значительной мере своим непостоянством заурядная актерка отравила жизнь поэту-эстету и вогнала его в гроб, раньше, чем этого хотели обширные почитатели таланта…
Однако литровая бутылка французского коньяка была со смаком выпита, лимон высосан до последней дольки. На душе таяла, ластилась, демонстрировала все свои объемные сексуальные прелести уверенность в справедливости, добропорядочности человеческих существ, одетых в партикулярную и милицейскую форму. И я теперь уже не сомневался, что люди, спаянные Уставом умной и честной тайной организации, способны утверждать, ни в теории, а на практике, принципы цивилизованных отношений. А постулаты такой жизни были просты, как снег среди северной зимы, зной в середине южного лета: Живи так, чтобы не мешать жить другим. Когда поднимешься на такой уровень цивилизованности, тогда попробуй еще и жить так, чтобы помогай жить другим! Всплыли из глубин христианской религии мудрые слова: "Не положу перед очами моими вещи непотребной; дело преступное я ненавижу; не прилепится оно ко мне" (Псалом 100: 3).
Вышли на улицу вместе: майор провожал начальство и "расконвоированных интеллигентов". Тепло попрощались, договорились без стеснения и условностей звонить друг другу по мере необходимости или просто при появлении желания пообщаться!.. Полковник уселся в ожидавшую его "Волгу" и умотал на службу – к своим непростым, сплошь тайным делам. А мы – Володя, Верещагин и я – двинулись по переулку Крылова, по Садовой к известному дому на Гороховой улице, недавно ставшему центром притяжения отвратительной криминальной истории. Все были сосредоточены больше, чем требовали обстоятельства, каждый, видимо, додумывал о чем-то сокровенном. Объект таких размышлений был сугубо личный, о чем до поры до времени не стоило делиться даже с самыми близкими друзьями. Проходя мимо "Апрашки", подверглись нападению "лохотронщиков". Прекрасно понимали, что вся эта мелкая и мерзкая шушера находится под крышей именно 127 отделения милиции: кто-то основательно "снимал навар" с этой шайки. Но придраться к разворотливым ментам было трудно – они всегда могли парировать претензии тем, что прикрывают "лохотронщиков" исключительно ради получения данных "осведомительного характера". А в таких случаях приходится мириться с издержками конфиденциальной работы.
Я поймал взгляд Владимира, брошенный в сторону магазина "В мире книг", что расположен на противоположной стороне Садовой. Взгляд зафиксировался на угловых женских барельефах – лепном украшении книжного магазина. Но я-то понимал причину внимания Владимира: это был именно тот магазин, сохранивший память о матери Владимира. Когда-то тупой охранник затеял совершенно бездарный конфликт с Сабриной. Конечно, Владимир мог бы сейчас – просто ради разрядки и отдания должного памяти матери – перейти улицу, войти в магазин, спровоцировав очередного охранника на грубость и отмолотить всю эту тупую сволочь. Так – ради развлечения, шутя порой совершаются такие поступки… Мы бы с Верещагиным выступили бы свидетелями виновности охранника и администрации магазина. Тот давнишний, тупой болван даже не подозревал, что своей глупостью он посеял семена ненависти, способные передаваться от поколения к поколению. Известно, что из пустяков возникают "классовые конфликты", накладывающие отпечаток на взаимоотношения между разными группами сограждан. Не секрет, что многое зависит от разумного или неразумного поведения каждого человека. Пришли аналогии из жизни рыцарей и более позднего явления – масонства. Скорее всего, переход от "явного" к "тайному" был попыткой компенсировать издержки неких "классовых взаимоотношений", перевод их в тень скрытой от глаз недоброжелателей организации.
Но от исторического величия меня качнуло в сторону обыденности: пришли на память мелкие истории, относящиеся к разряду жизни трудового коллектива. И тут я опять наткнулся, как говорится, на некоторые национальные черты характера своих былых сослуживцев, настойчиво портящих себе жизнь. Вспомнилось мне стадо "непризнанных гениев", готовых трещать о своих мнимых достоинствах на каждом углу, вызывая естественный протест, прежде всего, тем, что слишком громко вещают, мешая другим работать. Генетически передаваемое "головокружение от успехов" вышибает у некоторых напрочь способность понимать простую истину цивилизованного стиля поведения: "Живи так, чтобы не мешать жить другим".
Я вспомнил слова Библии о том, что "Закон" необходим только для тех и тогда, когда у кого-то появляется соблазн его нарушать. Но если люди будут поступать по совести, руководствуясь здравым смыслом, душевной чистотой, то о законах и помнить не надо, писать их не к чему будет!.. В том и состоит отличие цивилизованных от нецивилизованных народов. К примеру, если в Англии уже в 15 веке у большинства населения и даже у властьимущих полностью созрело понимание того, что человек должен быть свободным гражданином, – это произошло, как говорится, "де-факто", – то тогда оставалось только "де-юре" отменить крепостное право. В России в силу ряда обстоятельств подобная зрелось общественной мысли пришла только в девятнадцатом веке (в 1861 году). Но полное сознание, то есть "де-факто", так и не успело сформироваться. Вмешались большевики, затем "вождь всех народов" создал злейший тоталитарный режим, даже не крепостного, а рабовладельческого толка.
Ну, а зачем ходить так далеко за примерами: недавно смотрел передачу слишком заигравшегося в "безупречность логики" телеведущего Сванидзе. Крыл он почем зря Буданова и тех, кто его защищает. Вроде бы все правильно – есть грех на совести полковника русской армии. Но меня поразили методы, какими пользовался известный журналист. Он возводил подпорки "правдивости" своей линии обличения словно заурядный лицедей, давно освоивший весь арсенал методов мошенничества. Тут досталось и профессорам-психиатрам института имени Сербского, адвокатам и прокурору. Но журналисту не пришла в голову простая мысль, что вызванные им на сцену "подставные артисты" ни в какое сравнение по уровню квалификации не идут с теми, кому заочно устроили показательную порку. Мне казалось, что никакого морального права, даже ради благих намерений, не было у телеведущего, беззастенчиво эксплуатировавшего право "первого и последнего слова", подменять мнение профессионалов своим досужим взглядом на жизнь. Опять в том я увидел крепостнический снобизм, ничем не отличающийся от наглости зарвавшегося "властелина мысли". Так много подобных "походов быдла" во власть разбросали походя большевики на нашей родной земле. Вот и успешный журналист споткнулся на таких "бяках".