- Отогнали, Вашвыскоброть! Троих порешили, а двои ушли, - и поправился: - Убёгли!
- Надо же! Пятеро! Раньше они и по трое-то не хаживали, а тут на тебе! Пятеро!
- Пятеро, - кивнул Русанов. – Троих мы постреляли, а двои-то убёгли.
- В нору? – спросил майор, как будто сержант мог проследить.
Тот пожал плечами, видно было, что соблюдать требование строевого устава у него уже сил не хватает:
- Могёть и в нору. Они как тока увидали, что мы тех-то троих постреляли, так и убёгли, а в нору или ещё куда, хто ж его знает?
Майор уставился в пустоту прямо перед собой, постояв так с минуту, он вернулся в реальность:
- Ты присядь, а то ноги уж, поди, не держат, - сказал он, обращаясь к сержанту.
- Умаилси малясь, - согласился тот и сел на лавку у стены.
- Потери большие? – осведомился майор.
- Кривой, Ломонос и Васька Вдовин в лесу сгинули. Не нашли мы их. Да ишшо четверо ранитых.
- Сильно?
- Хто как. Сенька Хват запнулси, да лбом об камень, так без памяти и лежит. Микола Зайцев ногу подломил. Петру Зацепе ветка по глазам хлобыснула – не видит ничего, - он сделал паузу, которой не преминул воспользоваться Буцин:
- Что-то ранения у вас в отряде всё сплошь странные: то споткнулся, то ветка по глазам… Вы там, не самопляс ли пили часом?
Воцарилась тишина. Ранения не боевые это точно, но, судя по описаниям…
- А ты, вашброть, шуралея-то вблизи видал хоть разок? – не вставая, поинтересовался сержант. – Ты к ёму на скель шагов подходил?
- Помолчи, Егорыч! – осадил его комендант. – А Вы, господин поручик, и впрямь не судите, о чём не знаете! К этим бестиям просто-запросто не подойдёшь! Они так заморочить могут, что в отца родного палить станешь!
Я видел, как это бывает, но говорить не стал, рассчитывая на подробный инструктаж перед выходом. А то скажешь: «Я всё знаю!» и приплыл: потом за всё на свете спросят, и за то, что должен был сделать, и за то, что не должен был. Но меня в очередной раз предали свои же. Буцин, скотина, словно хвастаясь собственными подвигами, заявил:
- У нас прапорщик Кукушкин их голыми руками разгоняет, и никто не стреляет ни в кого.
Вот урод! Ну, чего б ему помолчать, а? Майор уставился на меня, а сержант, похоже, даже забыл про свою усталость и поднялся. Вряд ли он поднялся из уважения, скорее, чтобы повнимательнее рассмотреть эдакое чудо. И вот рубь за сто, не верил он ни единому слову поручика. Но слова были сказаны, даром, что не мной, отвечать всё равно мне.
В очередной раз, пересказав всю «встречу» в подробностях, приготовился отвечать на вопросы. Они не заставили себя долго ждать, но оказались несколько неожиданными:
- А не ты ли тот пластун, какой у Лукича давеча гостевал? – хитро прищурившись, спросил Шкурин.
- Я, - а чего отпираться, когда слава всё равно впереди тебя бежит?
Майор с сержантом многозначительно переглянулись.
- Эт, значица, и Федьку с Сёмкой тоже ты отметелил?
- Да какой отметелил? Так, сунул по разу тому, да другому, и всех делов.
- А как же ты Федьку-то эдак-ту… с одного удара? – совсем забыв о субординации, поинтересовался сержант.
Я усмехнулся:
- Если у вас тут есть лишний кузнец, ведите, покажу.
- Постой, Егорыч, - остановил его майор. – Говорили, будто ты с самим Хромым Касьяном дружбу там свёл.
- Заходил я к нему пару раз.
- Ага… - задумчиво произнёс в ответ майор.
Он ещё что-то хотел сказать, но сержант его опередил:
- Дык эта… он, можа, и сольцы тебе сыпанул?
- Трохи, тилько для сэбэ, - сразу охолодил его я.
- Но всё-таки дал? – уточнил комендант.
- Немного дал, - не стал врать я.
- Это очень хорошо, просто великолепно! – обрадовался он. – У нас-то, почитай, уже что и не осталось. Думал, вам завтра только один выстрел на троих и выйдет, а у вас вишь чего, своя соль. Ну, эдак-то…
Он не успел сказать, что там эдак-то, дверь отворилась, и солдат с явно перепуганным лицом произнёс:
- Вашвысокоброть, гонец!
- От кого? – успел спросить комендант, но ответил ему уже не дневальный, а запыхавшийся запылённый мужик, ввалившийся следом:
- Беда, воевода!
- Что такое?
- С Длинной Дубравы зверьё бежит!
- ЗВЕРЬЁ БЕЖИТ??? – майор удивился так, словно ему сказали, что река загорелась.
Русанов рухнул на лавку и, обхватив голову руками, забормотал что-то невнятное. Комендант же быстро вернул себе присутствие духа и крикнул стоявшему в дверях дневальному:
- Давай бегом сюда мне Громова, Шишкина и этого… как бишь его… Ерёму. Бегом!!!
Дневальный изчес, а майор повернулся к нам и, как бы извиняясь, развёл руками: