Туда прибыли Н. Новиков и новое светило российского масонства — немецкий гувернер из Могилева И. Шварц. Завоевав расположение Елагина и Новикова, И. Шварц внушил мысль связаться с курляндско-литовским масонством, чтобы через него заручиться покровительством герцога Брауншвейгского Фердинанда. Там они решили искать «высших градусов посвящения», а также «сокровенных знаний», в которых, между прочим им отказали шведы. В Москве была учреждена «скрытая сиентифическая ложа «Гармония», чтобы упражняться в тишине», объединившая вождей московского масонства — Н. Трубецкого, М. Хераскова, Н. Новикова, И. Тургенева. А. Кутузова и самого И. Шварца. К ним примкнули И. Татищев, И. Лопухин, С. Гамалей. На одном из своих собраний ложа делегировала И. Шварца в Берлин, чтобы найти там «истинное масонство». Имея рекомендательные письма, из Курляндии, Шварц познакомился прусским с министром Вельнером и врачом Теденом — вождями немецких «розенкрейцеров». Они дали ему разрешение основать «розенкрейцерский» орден в России.
В феврале 1782 года Шварц образовал в Москве орден «Златорозового Креста», который в 1783 году был в Берлине признан главной «розенкрейцерской» организацией в России А на Вильгельмсбадском конвенте масонства в 1782 году Россия, представленная гроссмейстером Фердинандом, была объявлена «8-й провинцией Строгого Наблюдения (Чина)». Герцог и прусские масоны были довольны — дичь сама шла в силок. Началась работа уже не на шведского, а на прусского короля.
Чем соблазнял И. Шварц и пруссаки российских адептов? «Премудростями высших ступеней Златорозового креста», то есть «тайнами розенкрейцеров». Около двух десятков высших руководителей российского масонства были произведены в розенкрейцеры и отныне должны были «повиноваться непрестанно и постоянно». Ведущий «розенкрейцер», отец русской журналистики Н. Новиков, получил масонский псевдоним Коловион и должен был теперь направлять в Берлин «отчеты о своей жизни и даже о скрытых движениях души»(!). Для непосредственного руководства в Россию был делегирован дворянин из Мекленбурга Шредер. Тот в свою очередь докладывал о делах российских масонов министру прусского двора Вельнеру.
«Повеления ваши и волю высших наших высоко славных начальников с истинной покорностью исполнять всю жизнь мою буду, — писал Коловион-Новиков Шредеру, подписываясь Frater Roseae et Aurea Crucis, то есть «Брат Розового и Золотого Креста». В обмен немецкие патроны обещали продвинуть наших «любомудров» к «тайнам» и повысить их «градус». И надули, как и шведы. Дали лишь 3-ю из 9 у них имевшихся степеней.
Не только подчинение иностранному предводителю ее подданных, объединенных в неприятные ей своей чрезмерной мистикой масонские ложи, встревожило императрицу. Просветительская деятельность Новикова разбудила общественную мысль. А горючего материала в России было предостаточно. И хотя повстанцы потерпели поражение, влияние этой войны на общественные настроения было велико. На глаза Екатерине попалась книга Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», где с огромной силой обличалась система купли-продажи крестьян, бесчеловечные расправы над ними помещиков, продажность царских чиновников. Книга была посвящена одному из крупнейших масонов — Александру Кутузову, который был направлен в Берлин для поисков «высших тайн» масонства. И хотя сам Радищев не во всем разделял масонские доктрины, считая их слишком расплывчатыми и далекими от народных нужд, Екатерина связывала появление его книги с тайной деятельностью масонов. «Бунтовщик хуже Пугачева», назвала его царица и свое мнение распространила на «каменщиков». Ей докладывали, что в московской типографии Новикова печатаются книги, имеющие «опасное» направление. Были произведены обыски. Выяснилось, что Новиков и его товарищество вели большое, даже по современным масштабам, издание просветительской (и в то же время мистической) литературы. Было сожжено 18 тысяч конфискованных книг. А общий их тираж приближался к 100 тысячам! И это при ограниченных типографских возможностях той эпохи. Екатерина связывала усиление масонской активности с ростом радикальных настроений во Франции, где началась революция.
Была и другая сторона дела, которая особенно тревожила императрицу, пришедшую на трон в результате заговора, подозрительные интриги плелись вокруг ее нелюбимого наследника Павла I сына Петра III. Иезуиты, деятельность которых царица разрешила в России, а также и ее собственная полиция докладывали, что масоны обрабатывают Павла. Из Берлина ему привозили какие-то книги и письма. В этом деле были замечены Новиков и архитектор Баженов. Шел слух, что им удалось завлечь цесаревича в масонство.[65]
Через новоявленных «розенкрейцеров» наследнику престола внушалось, что с их помощью он может превзойти все мыслимые в истории примеры и соединить светскую и духовную власть, стать чем-то вроде верховного жреца и предводителя России одновременно, иными словами — подобием «Бога живого», но под надзором Берлина. На основании доносов «розенкрейцеров» о беседах с Павлом, министр Вельнер сделал вывод о том, что «великого князя можно было бы принять в орден, не опасаясь за будущее». В инструкциях «розенкрейцерам» он однако призывает к осторожности и предупреждает о кознях «некоего П.». Основным своим врагом при русском дворе они считали светлейшего князя Потемкина. Ненависть к нему Берлина трудно измерить. Многие годы Потемкин срывал козни Пруссии и Швеции, открыл для России ворота к Черному морю и через него в Средиземноморье. «Князь тьмы», «дьявол» — вот такие эпитеты пестрят в указаниях из Берлина. Масон-розенкрейцер И. Эрнст под псевдонимом Альбрехт написал памфлет «Пансальвин, князь тьмы», где Пансальвином, естественно, изображали Потемкина Таврического. Уже после смерти Потемкина памфлет услужливо перевел на русский язык В. Левшин, друг Новикова.
Направление Павлу I масонских книг и воспитательные беседы с ним архитектора В. Баженова продолжались. С депутацией от московских «розенкрейцеров» Баженов пожаловал в Петербург с набором переводных книг, среди которых «О подражании Иисусу Христу» и подборкой текстов — «Краткое извлечение» о том, каким надлежит быть «Богу живому». Павел, не мешкая, наметил особую политику, внушая в Берлине после Румянцеву действовать в пользу Пруссии и обещая его наградить, вступив на престол. Тайным действиям сопутствовали явные. В «Магазине свободнокаменщическом» в 1784 году был опубликован текст хвалебной песни в адрес Павла I, в котором повторялся рефрен: «Украшенный венцом, ты будешь нам отцом!» Царицу не обманывали льстивые слова песни—»богини русской сын». Ей, естественно, мерещился дворцовый переворот. А в масонских донесениях из Берлина через прусского посла в Петербурге Келлера и российского посла в Берлине графа Нессельроде (он взял на себя обязанность связного по шпионско-масонским делам) выражается надежда на скорую смерть Екатерины и Потемкина. Но Екатерина и Потемкин смело и изобретательно отстаивали интересы России. В отношении императрицы к масонству все больше сказывалось осознание опасности, которая исходила от него интересам России. Тем более что в ее руки попадали перехваченные документы, в частности, о переписке принца Карла Гессен-Кассельского с И. Шварцем, и она могла читать тексты в оригинале, благо немецкий был ее родным языком. Похоже что конкуренты масонов — иезуиты — смогли достать для нее и свидетельства обращения I в масонство. Императрица отмечала, что «князь Куракин употреблен был инструментом к приведению великого князя в братство».
65
По некоторым данным, он был принят в масоны в 1778 году в доме Елагина. По другим сведениям, вербовка царевича состоялась во время его путешествия в Европу «инкогнито» в качестве графа Северного.