Глава четвертая.
СРЕДОТОЧИЕ ВСЯКОГО ЕДИНСТВА
Вместе с реформами Петра в Россию проникает новая философия, по которой человечество не призвано ни к чему небесному и его удел — наслаждаться суммой благ здесь, на земле. Эти блага заложены в комфорте, который доставляет «чувственности нежной» великое удовольствие. Идеи всеобщности и универсальности культуры внедряются как непоколебимая догма в мышление «нового» европейца. В их основе лежат глубокий символизм понятий и абстрактная метафизика мышления, склонная все бесконечное своеобразие жизненных форм сводить к однородности символических рядов и классификации понятий. Другой основой идеи всеобщего, приведшей к появлению на горизонте европейской мысли «просто» человека, человека без имени, человека «естественного» стал примат чувственного. Эта «чувствительность нежного сердца» уже в середине XVIII столетия станет основной темой русских периодических изданий и затем разовьется в сентиментализм в масонской литературе и инспирированной ею художественной. Это — логика поисков «всеобщего», в чем «согласны все люди». Это и есть, собственно говоря, «гуманизм».
Утилитарная этика, если вообще применимо это слово к этике, исходила из соображений полезности в смысле, высказанном когда-то отцом философов нового времени стоиком Хрисиппом. Что такое свинья, рассуждал этот ученый муж, как не съестное блюдо, которому и душа-то нужна только для того, чтобы заменить соль, дабы она, свинья, не провоняла и не сгнила заживо. Не удивительно, что такой взгляд на человека, усвоенный Петром I, не мог вызвать у него ничего, кроме глубокого ощущения враждебности к народу, не желавшему следовать логике Петра и его последователям — «философам». Взнуздать, повесить, казнить, выдрать бороду, высечь, сгноить — далеко не весь перечень отношений новой, петербургской власти к народу. Правда, довольно быстро обнаруживается неприятный для преобразователей факт зависимости от народа. В результате Петровских реформ платить подати стало некому, народонаселение убыло по ряду губерний на 25 процентов, а то и на 40 процентов. В армию тоже некого стало набирать, и дальнейшее продолжение блестяще начатого преобразования грозило превратить страну в пустыню. Одни сгнивали заживо, возводя град Петров, другие уходили в скиты, третьи из-за зверского преследования сжигали себя; масса народа умирала бесплодно от эпидемий в местах «великих строек» — каких-нибудь каналов или кораблей, которые сгнивали еще быстрее, чем их строили, а главным образом масса русского народа гибла из-за то ли умышленного, то ли неумышленного хаоса во всех хозяйственных деяниях великого реформатора.
Такие деяния Петра I и его хищных «птенцов» были порождены обращением к чужому опыту осмысления действительности, к совершенно определенной системе мировоззрения.
В этой новой системе мировоззрения появляется абстрактный, отвлеченный человек, лишенный всякой конкретной содержательности, некая «отрицательность всякого содержания», это и «иероглифы» масонских сочинений, и некий «человеческий фактор». Формируется геометрическое и символическое мышление (Парацельс, Спиноза, Беме. Шеллинг...)
Социальной основой такой идеологии стало чиновничество, в то время как чувственную сторону метафизики приняла интеллигенция, то есть те, кто усвоил каббало-масонскую идеологию.
Жизнь чиновника имеет тоже традиции, но это свои традиции. Они касаются положения на службе, расписания штатов, командировок, жалованья, премий и продвижения по служебной лестнице. Должностные инструкции и неписаные инструкции ведомства составляют предмет подлинного искусства метафизиков канцелярии. Сам бюрократизм — начало безусловно метафизическое, а чиновник — монист по убеждению. Карьера — звезда, руль и единственный рычаг всех усилий в морях министерств и департаментов. Все уравнять, сравнять и привести к единому «гиероглифу» египетской тьмы — цель бюрократических усилий.
Единообразие дорого стоит. Оно неэкономно и только тормозит дело. Закабаление народа, всего, всех сословий на основах полицейской «опеки», с дикими понуканиями, требовало и создания корпуса безразличных к нуждам народа чиновников. Западного в таком закабалении ничего не было. Государственные заводы Урала, о чем уже писалось в нашей литературе, с самого начала были убыточны и не выдерживали конкуренции с частными. Историки вообще замечают меланхолически на этот счет, что из всех промышленных предприятий после смерти Петра остались функционировать только те, которые существовали и до него.