При работе с источниками сталинского периода данные их, рекомендует И.В. Павлова, надо не только проверять и сопоставлять, но еще и подправлять или корректировать «оценкой событий того времени с позиций нравственности»156.
«Нравственная позиция историка (в смысле осуждения сталинизма, так как именно об источниках этого периода русской истории идет речь. — Б.В.), — наставляет она, — имеет первостепенное значение при работе с материалами уголовно-следственных дел, которые создавались в органах ОГПУ—НКВД»{57.
Субъективизм и произвольность «нравственной оценки прошлого» И.В. Павлову, похоже, не смущают. Идеологическая
ангажированность новаций этой исследовательницы очевидна. Налицо не только явная неприязнь к нашему советскому прошлому, но и еще плохо скрытое желание при помощи навязываемого исследователям «категорического нравственного императива» в угоду современной идеологической и политической конъюнктуре основательно очернить его. Чем такой, нравственный, так сказать, подход к источникам советской истории принципиально отличается от классового и партийного подхода как нашего недавнего прошлого, так и от «фальсификаций сталинского периода», знает, видимо, одна только И.В. Павлова.
В 1990-е годы внимание исследователей оказалось привлечено к масонским материалам Российского центра хранения историко-документальных коллекций в Москве158. Речь идет о части довоенных масонских архивов, захваченных в свое время немцами в оккупированных странах Западной Европы159. В 1945 году в качестве военных трофеев они были перевезены в Москву, где и пролежали «под спудом» до горбачевской «перестройки». Поражает очевидное богатство представленных здесь материалов: только фонд «Великого Востока Франции» (ф. 92) составляет более 17 тысяч единиц хранения, более 2000 единиц хранения насчитывает фонд «Великой ложи Франции» (ф. 93), 763 дела — «Верховный совет Франции» и т.д.
Важные для истории русских эмигрантских лож 1920—1930-х годов в Европе, материалы эти мало что дают, однако, для истории собственно русского масонства в нашем отечестве до 1917 года. Наибольший интерес представляют здесь играющие роль первоисточника сообщение М.С.Маргулиеса «О возрождении масонских лож «Великого Востока Франции» в России в 1906— 1908 годах» (РЦХИДК, ф. 112, оп. 2, д. 26) и уже упоминавшаяся нами «Записка о русском масонстве» Л.Д. Кандаурова 1929 года (РЦХИДК, ф. 730, on. 1, д. 173)160.
Как правило, продуктивным для раскрытия темы «масоны и масонство начала века в России» оказывается обращение к личным фондам «братьев-каменщиков»: А.В. Амфитеатрова (РГАЛИ, ф.34), В.А. Маклакова (ОПИГИМ, ф. 1036), Г.Н. Вырубова (РГАЛИ, ф. 1036), А.И. Сумбатова-Южина (РГАЛИ, ф. 878, on. 1), Е.В. Аничкова (РГАЛИ, ф. 1008), М.М. Ковалевского (Архив РАН, ф. 103) и других.
Поскольку отделить общественно-политическую деятельность от деятельности «братской», масонской едва ли возможно, значение этого рода материалов для историка не подлежит сомнению, хотя собственно масонские сюжеты в отложившихся здесь документах, как правило, редки. Но есть и счастливые исключения, как, например, личный фонд известного революцио-нера-народника Николая Васильевича Чайковского в Государственном архиве Российской Федерации (ф.5805): черновики масонских выступлений фондообразователя, его записные книж-
ки, масонские дипломы, устав «Великого Востока народов России», письма к нему таких известных масонов, как М.А. Ал-данов, Н.П. Вакар, Б.В. Савинков161, и других.
При дефиците архивного материала по теме важное значение в деле воссоздания истории политического масонства начала века приобретает мемуарная литература, дневники, письма и интервью масонов. Начало ее изданию в СССР было положено еще в 1920-е — начале 1930-х гг.: воспоминания В.А. Поссе162,
В.Д. Бонч-Бруевича163, Андрея Белого164. Но погоду здесь делали, разумеется, не отрывочные упоминания о масонах и масонстве советских мемуаристов, а письма, воспоминания и интервью масонов, оказавшихся после 1917 года на Западе. Правда, на публичные выступления на масонскую тему они, как правило, не шли, памятуя о клятве молчания, но в частных доверительных беседах и письмах могли рассказать, а в ряде случаев и рассказывали многое. Этим и воспользовался русский эмигрант Борис Иванович Николаевский. Собранные им в 1920-е годы воспоминания, письма и интервью бывших русских политических масонов начала века оказались после его смерти в архиве Гуверовского института при Стэнфордском университете в США. В 1989—1990 гг. эти материалы были опубликованы в Москве Юрием Фельштинским165 и ленинградским профессором