Не приходится сомневаться, что лиц, разделявших масонские взгляды и убеждения, среди руководителей партии и государства, не говоря уже о творческой интеллигенции, в 1960-е — 1970-е годы было немало. Однако реальные масонские структуры появились в нашем Отечестве только во времена горбачевской перестройки. Первым российским интеллигентом, посвященным в 1990 г. в одной из парижских лож Великого Востока Франции (L’Ouvre Fraternel), стал Георгий Борисович Дергачев. Он родился в Ярославле, образование получил историческое и, являясь аспирантом-заочником столичного педвуза, проживал без прописки в общежитии. Здесь-то в Москве он и познакомился со своей будущей супругой Еленой Сергеевной Соболевой (псевдоним). У нее, в отличие от Г.Б. Дергачева, было все: хорошее образование — кинорежиссер, московская прописка, квартира, знание иностранных языков, связи, а главное — неутомимая энергия и пробивные способности в борьбе за свое место под солнцем. Надо полагать, тихий и скромный юноша из провинции понравился Елене Сергеевне. Они поженились, хотя до этого Г.Б. Дергачев уже был один раз женат и имел сына, на содержание которого платил алименты. Как бы то ни было, брак этот оказался в целом удачным, и в семье Дергачевых вскоре появился сын. Назвали его Глебом. Защитил он, в конце концов, в 1982 году в Московском университете и свою злополучную диссертацию по эстетике23. Ничто, казалось, не сулило главе этой, можно сказать, обычной семьи советских интеллигентов каких-либо потрясений или взлетов. Но они все же произошли. Горбачевская перестройка и «новое мышление» выдвинули на авансцену истории в нашей стране и привели в действие такие
силы, о каких тогда, казалось, никто и не задумывался. Одной из важных составляющих этих сил как раз и являются братья-масоны.
Инициатива исходила от самого Г. Б. Дергачева. Узнав, что его приятель француз-масон, Г.Б. Дергачев попросил его о содействии в приеме в ложу. Друг в просьбе не отказал. Звали же его Жан Пьер. Начало же этой истории относится к 1985 году, когда Жан Пьер впервые появился в Москве. Уже через год после знакомства с ним Г.Б. Дергачев оказался по его приглашению во Франции. В 1987 году в Москву в гости к Дергачевым приехал еще один француз-масон, некий «брат» Андрэ. Неплохое знание женой Г.Б. Дергачева Еленой Сергеевной французского языка упрочило это знакомство. Вояжи четы Дергачевых в Париж стали регулярными. В Париже их теперь тепло принимали не только Жан Пьер, но еще и «брат» Андрэ, его жена Фран-син и их сын Рафаэль. Зачастили в Москву и французы. Вот что вспоминает об этом прекрасном времени Елена Сергеевна:
«Летом мы принимали у себя Андрэ и Франсин. Заядлая кошатница, Франсин едва в обморок не падала, глядя на шикарных сибирских котов, которые бегают у нас по помойкам. А когда увидела беспризорного «русского голубого»! В голове у нее тут же сработал калькулятор: в Париже такой экземпляр стоит семь тысяч долларов! У нее, по-моему, даже планы экспорта русских котов зароились».
В Ленинград повезли их на «Москвиче» через дачу, точнее, «домик в деревне» родителей Елены Сергеевны, через дремучие тверские и псковские леса. Бедные французы были подавлены размахом русского гостеприимства, необъятностью пространств и дикостью дорог. Андрэ чуть не умер в бане, а «прозрачная, синеватая как картофельный росток» Франсин, брошенная прямо с полка в Западную Двину, кричала так, что замшелые бабки протрезвели и перекрестились... Еще многие годы спустя в Париже ходили устные байки про русскую тайгу, баню, икру и мистическую пустоту прилавков.
С помощью Андрэ разговоры о возрождении масонства в России приобретали пугающую конкретность. В Питере был срочно завербован в будущую ложу муж двоюродной сестры Елены Сергеевны. Снова Париж. Дергачевы с любопытством листают в масонских архивах желтые, распухшие от времени страницы журналов досточтимых лож. Гусиными перьями подписи — Жуковского, Пушкина, Апухтина, Вяземского... Десятки знакомых имен.
«Северная звезда» — так будет называться и наша первая ложа, в которую мы соберем самых близких и верных друзей, самых надежных и проверенных долгими годами кухонного антисоветского разговорного подполья. Но это будет потом, дома. А в Париже мы быстро обрастаем «братскими» связями, — вспоминает это «золотое время» Елена Сергеевна. — Неромантичность и демагогия. Вот что мне сразу же не понравилось в этих знакомствах.
Мы, выросшие в обществе тотального блата, привыкли ценить вообще всякие связи, знакомства, приятельства и дружбы, часто не очень-то разделяя их на нужные, утилитарные и бесцельно-сердечные. Никогда ведь не знаешь наперед, кто из странных приятелей может вдруг оказаться полезным, а какая из нужных связей неожиданно перерастет в душевную привязанность. Французское масонство же, не очень-то секретничающее и не придающее сакрального смысла ритуалам, весьма прагматично нацелено на создание чего-то вроде нашего блата. И тут они по сравнению с нами — ну просто дети: их «братство» — жалкая пародия на наш широкозахватный и душевный блат. Но главное, что так разочаровывало и как-то сразу «заземляло» все отношения с «братьями» и их семьями, — злословье и корысть.