Выбрать главу

Пастор сделал вид, будто он ничего не слышал. И обряд продолжался.

— Джошуа Филлипс, обещаете ли вы хранить супружескую верность и любовь?

Джек просунул вперед булавку и ткнул жениха в то место, где спина теряет свое название.

— Обеща-ой!.. — екнул жених и дернулся вперед туловищем. Шафер, стоящий сзади него, поддержал его за локоть. Венчание продолжалось.

Джек вошел в азарт и кольнул его еще раз. Посильнее.

Сэр Джошуа Филлипс опять дернул, как строптивая лошадь, и вскинул голову кверху. Ему, очевидно, показалось, что у него разыгрывается ишиас, и страстно хотелось почесаться. Но светская выдержка взяла верх, и он снова замер в напряженно-деревянной позе.

Джек безжалостно уколол его еще, и еще, и еще раз.

Жених запрыгал, как паяц на веревочке. Шафера переглядывались. Невеста отвернулась. В публике разрастался сдержанный шепот. Кто-то сказал: «Сэр Джошуа болен». Джек продолжал колоть несчастного, разнообразя места поражения, но не отдаляясь от избранной им части тела.

Жених, наконец, не вытерпел…

Он затопал ногами и стал издавать какие-то лошадиные звуки. Потом лягнул ногой в сторону и попал в шафера, лягнул еще раз и оборвал вуаль у невесты. И вдруг схватился обеими руками за уязвляемую часть тела и, брыкаясь ногами во все стороны, застонал и заревел:

— О-ой! Иши-аас!.. о-ой!!!

Джек все колол…

Венчание пришлось прервать ввиду внезапного острого заболевания сэра Джошуа Филлипса. Началось смятение. Какой-то даме наступили на платье и порвали его. Кому-то отдавили ногу. Чуть не задушили в давке ребенка. Жених был в полной прострации: глаза у него закатились, губа почти совсем отвалилась от лица, ослепительно белый воротничок размок от пота, белый галстук развязался. Жених беспомощно висел на руках у шаферов, и они волокли его к выходу.

К паперти подкатил шикарный автомобиль. В него взвалили сэра Джошуа Филлипса и увезли домой…

Невеста сочла нужным упасть в обморок. Что же ей другое оставалось делать?

Кругом быстро собралась толпа. Говорили с ужасом о катастрофе, о внезапной кончине жениха. Какая-то старушка плакала. Какой-то тип в черных очках уверял, что жених пал жертвой отравы.

Джек снял «Глориану». Он испытывал глубочайшее удовлетворение.

На другой день, перед тем, как отправиться на заседание банковского синдиката, Джек встретился с Гольтом и не утерпел, чтобы не рассказать ему о вчерашней свадьбе.

— Да ведь это один из акционеров завода Массены! — расхохотался Гольт. — Что вы с ним сделали?

Но он спохватился и стал журить Джека за мальчишество.

— Я не для того исправил вам «Глориану», чтобы вы занимались такими выходками! У нас с вами великие задачи, и надо беречь «Глориану» для них.

— Но ведь я боролся с капиталом! — улыбнулся Джек.

— Надо бороться иначе!

Несколько повторных посещений синдиката в роскошном, принадлежащем Моргану дворце убедили Джека и «Аранджи», что слухи о предстоящем англо-французском займе вполне соответствуют истине. Заем предполагался в 500.000.000 долларов. Американские банки проявляли величайшую предупредительность. На заседаниях присутствовал английский посол и сын старика Моргана, Джон Пир-понт Морган, в качестве главы банковского синдиката. Джек сразу узнал его. Действительно, это был тот самый джентльмен, который на его глазах явился в квартиру № 80 к Фата-Моргане. Джек питал к нему острую ненависть не только как к эксплуататору-миллиардеру, но и как к эксплуататору миссис Шельдон.

Франк Гольт ничего не знал о последнем обстоятельстве, но умело разжигал ненависть Джека на социальной почве. Он говорил юноше:

— Вот это-то и есть самый настоящий паук-буржуа! Старик, по крайней мере, хоть гнул спину, старался, работал, добывая свои миллиарды. А этот молодец с раннего детства не ударил пальца о палец, а между тем, тысячи рабочих рук и весь пот и кровь людей к его услугам. Жнет, где не сеял, собирает, где не рассыпал…

И в заключение Франк неизбежно повторял:

— А теперь в руках таких людей судьба и жизнь миллионов безответных тружеников, которых гонят там, в Европе, на бойню!.. Да, чего доброго, погонят и у нас, в Америке!.. И вас, Джек, погонят!

— Ну, да, как бы не так! — сердился Джек.

В самом деле, подумать только, Джон Пирпонт Морган усядется в мягком кресле у Фата-Морганы, а его, Джека, посадит в окопы. И еще десятки тысяч других таких же Джеков, молодых, полных жизни, надежд, жажды счастья! Подумаешь, как легко таким типам распоряжаться чужой жизнью, сидя в кресле у камина! Нет-с! Молодые и жаждущие жизни люди, пожалуй, и готовы идти в бой, но только не на аркане у капиталистов, а против самих капиталистов.