«Блеф» так занимал сейчас воображение Джека, что он уже страстно желал остаться в тюрьме вместо Гольта.
Но механик упрямо качал головой с прежним безнадежным видом. В окне как будто что-то стукнуло. Джек оглянулся. У него мелькнула мысль, что за ними уже наблюдают в «глазок». В самом деле, какая неосторожность! Джек сейчас же нацепил «Глориану». Теперь он мот беседовать с Гольтом, не стесняясь. Со стороны подумают, что узник разговаривает сам с собой или галлюцинирует…
Джек исчерпал все свои аргументы и замолчал.
— Нет, нет, — твердил Гольт. — Довольно, напрасно, Джек! Я не хочу, чтобы вы пропадали из-за меня. Мы шли ложным путем, и уж если теперь кто-либо должен пострадать, так это я.
— Полноте, мистер Гольт! Что вы! Вы же так много сделали для рабочих, для нашего дела…
Гольт застонал и закрыл лицо руками. Джек не понимал, что такое с механиком и почему он предается раскаянию. Он вспомнил загадочные слова мисс О’Конолли о роли и поведении заправил забастовки во время восстания. Но нет! Что за вздор!
В коридоре послышались тихие, едва уловимые слухом шаги. Механик поднял голову. Глаза его еще более потускнели и глядели куда-то вдаль с отсутствующим, неживым выражением. В дверь поскреблись снаружи, «глазок» ясно стукнул, потом снова все стихло.
— У вас есть с собой револьвер? — вдруг спросил Гольт.
— Есть! — обрадовался Джек.
Ему пришло в голову, что Гольт хочет употребить оружие для бегства из тюрьмы.
— Дайте мне его!
Джек вытащил из кармана свой небольшой, вороненой стали автоматический револьвер и передал Гольту. И в то же мгновение, не успел Джек ахнуть, не успел сообразить, что такое перед ним происходит, как Гольт приставил пистолет к виску и выстрелил.
У Джека зазвенело в ушах от выстрела и помутилось в глазах. Он, словно во сне, видел, как Гольт вяло и безжизненно опустился всем телом на пол. Между тем, снаружи в коридоре уже поднялась тревога. Со всех сторон раздавались свистки, бежали люди. Дверь в камеру порывисто распахнулась.
Растерявшийся, испуганный Джек еле-еле не уронил с шеи «Глориану». Его два раза толкнули вбежавшие стражники и смотритель, но в суматохе, к счастью, не обратили на это внимания. Он воспользовался моментом и выскочил наружу.
Внизу возвращались с прогулки арестанты. Железные двери ежеминутно открывались. Дверей было несколько, и перед каждой из них Джеку приходилось выжидать нужного момента. И прошло не менее получаса, пока, наконец, ему удалось выбраться наружу.
Потирая горевшую, обожженную «Глорианой» шею, Джек мучительно раздумывал над происшедшим. Что такое стало с Гольтом? Почему такое отчаяние? Что касается его, Джека, то он ни за что бы не покончил самоубийством. Мало ли каких неприятностей не бывает в жизни, но в конце концов как-то все устраивается. Джек, по крайней мере, был совершенно убежден в этом.
Потом его заняла мысль о том, что теперь творится в тюрьме и с какими физиономиями тюремщики обсуждают самоубийство Гольта? В тюрьме не полагается иметь никаких даже намеков на оружие или орудие, или даже на веревку, на которой можно было бы повеситься. До такой степени там охраняют жизнь арестанта-обвиняемого, пока его не приговорят к казни… Гольт уже пытался покончить самоубийством, но тогда, в первый раз, он пробовал проколоть себе артерию карандашом. Велико же, вероятно, теперь изумление у тюремщиков, когда они нашли у Гольта браунинг. Ах, этот браунинг! Джек немножко жалел его!
Подходя к дому, где жили О’Конолли, Джек столкнулся с каким-то подозрительным, мрачным типом. Тип остановил его.
— Вы Джек Швинд?
— Да, это я! — ответил Джек с некоторым колебанием. Ему мало улыбалось это новое знакомство.
— Вам записка!
— От кого?
— Я не знаю. Я думаю, вам это безразлично!
— Ну, положим, не совсем, — пробормотал Джек и развернул записку, которая вначале, очевидно, имела белый цвет, но, побывав в руках у таинственного незнакомца, приобрела темный колер.
В записке было напечатано:
«Завтра созывается экстренное заседание Сената для выработки новых репрессивных мер против стачек на заводах по изготовлению военных снарядов. Будет обсуждаться также и вопрос о забастовщиках на заводе Массена. Им грозят самые суровые кары. Необходимо и нам ответить репрессией. Вы должны завтра вечером, во время заседания, взорвать Капитолий. Сегодня же в 8 часов вечера вы пойдете по прилагаемому адресу и получите там бомбу и план Капитолия».