Джек опустил браунинг обратно в карман: настроение было потеряно. Его душил смех и ему страстно хотелось еще поглядеть на карлика и слоненка. И он решил отложить экзекуцию над Морганом.
Джек отошел в укромный угол за пальмами и снял «Глориану».
На нем был шикарный фрак и белый галстук, и в этом костюме красивый и статный юноша походил на сына любого из миллиардеров. Более того: какая-то пышно разодетая леди с бриллиантами на голове, в ушах и на руках сказала своей соседке, когда Джек проходил мимо:
— Это, кажется, туркестанский наследный принц! Совсем еще мальчик!
Джек, равно как и леди, не имел никакого представления ни о Туркестане, ни о туркестанских правителях. Замечание леди слегка польстило ему, но в то же время и обидело его: правителей и монархов Джек презирал… Но с какой стати они называли его мальчиком? Что за вздор! Джек вовсе не считал себя мальчиком!
«Туркестанский принц» смешался с толпой гостей и по анфиладе громадных, блестящих зеркалами, бронзой и мрамором зал попал в столовую. Это был настоящий храм в стиле знаменитых древнеегипетских храмов, которые вырубались в целой скале вместе с порталом и колоннами.
Окон не было. Свет снаружи проникал через огромное прямоугольное отверстие в уходившем в высь потолке. Отверстие было затянуто прозрачной красной материей, и из него лился багровый фантастический отсвет на верхние части колонн, которые окаймляли всю залу, оставляя за собой широкий проход вокруг всей столовой. В этом проходе смутно белели все с тем же багровым оттенком обеденные столики, уставленные цветами и поблескивавшим хрусталем. По четырем углам столовой возвышались гигантские треножники с чашами, и в них горело пламя, танцуя и высоко вскидывая огненные языки. И в этом танцующем блеске на полутемных стенах то появлялись, то исчезали фигуры древних божеств со странными, угловатыми членами тела, в высоких шапках, с цветком или птицей в руках.
Это был настоящий храм. Не хватало только божества.
Впрочем, и божество нашлось — это был «Золотой Телец», воплощенный в Моргане.
Приглашенные были немного смущены непривычной обстановкой и полумраком. Джек даже подумал: «А как они будут есть в такой темноте?» Но вдруг весь зал вспыхнул тысячью невидимых электрических ламп. И в этом сиянии потонуло слабое мерцание красного прямоугольника наверху и прыгающее пламя светильников на треножниках.
И в то же мгновение скрытый оркестр грянул торжественный марш-увертюру. Раздался смутный говор восхищенных этим сюрпризом гостей и все стали рассаживаться по местам. Все столовые приборы и посуда были из чистого серебра и золота. Большой стол в середине столовой был завален целыми горами орхидей, роз, ландышей. Джек и не подозревал, что в виде этих цветов здесь валялись целые капиталы.
Джека разбирало любопытство: что будут кушать все эти «дети счастья» за столом великого хищника-миллиардера? У него самого, грешным делом, разыгрался аппетит. Но Джек считал совершенно недопустимым воспользоваться хотя бы единым куском со стола Моргана. Наблюдать, исследовать, — это другое дело.
Так как все места были именные, а Джек, понятное дело, не состоял в числе приглашенных, то ему места за столом не оказалось. И он поспешил поэтому снова нацепить «Глориану».
Он пошел для этой цели в уголок в соседнюю залу. По дороге ему опять попалась леди с бриллиантами на всех частях тела. Она с любезнейшим видом обратилась к Джеку по-французски:
— Не правда ли, какой превосходный праздник, cher prince?
— Я не говорю по-египетски! — смущенно пробормотал Джек и уклонился от нее.
— Какой оригинал! — вздохнула дама и уселась, шурша своим шелковым платьем, за маленький столик за колоннадой.
Джек проворно нацепил свой чудесный аппарат и отправился обратно в столовую. Он жалел, что ответил даме по-английски. Нужно было бы сказать хоть пару каких-нибудь совсем ни на что не похожих слов, раз его считают каким-то индостанским или туркестанским принцем. Это было бы очень смешно!
Оркестр на невидимых хорах играл медленную и нежную мелодию. Лакеи в древнеегипетских костюмах, — в длинных рубахах и сандалиях, с запястьями на руках и металлическими обручами на голове, темнокожие и стройные (это были настоящие арабы и копты, привезенные из Египта), — разносили блюда. У Джека разбегались глаза при виде всех этих сокровищ кухни миллиардера.
Половину из этих кушаний он не мог определить: что это такое? Тут были какие-то соусы всевозможного цвета, сандвичи в виде пирожных, рыба и мясо, похожие на фрукты. Но благодаря своим прежним галантным похождениям с Фата-Морганой Джек все-таки кое в чем разбирался и удивлялся роскоши и изобилию этого поистине валтасарова пиршества.
Подавали настоящую русскую икру-малосол. Около монументального буфета на особой резной подставке стояла серебряная бочка, полная доверху икрой. «Египтяне» черпали оттуда и накладывали ее большими ложками на серебряные тарелки, и гости с жадностью и любопытством набрасывались на редкое и вкусное кушанье. Бочка заметно пустела. Джек с отвращением бормотал:
— Ну и жрут! Можно подумать, что они семь дней ничего не ели!
Потом появились колоссальные рыбы на огромных длинных блюдах, обложенные разноцветным гарниром. Затем кровавые горы дымящегося ростбифа, приехавшие в столовую на особых тележках. Потом блестящие кастрюльки с ворчащими в масле бекасами и перепелами. Бледные стебли спаржи смешивались с пылающими огненно-красными фигурами омаров и лангустов, огромные торты и шо-фруа чередовались перед глазами Джека с глазастыми и источающими слезы сырами. Ломти ветчины краснели, словно языки розового пламени, на блюдах. Горы горячих, дымящихся пирожков и тарталеток, горы розовых креветок в вазах, вороха бисквитов и конфет, — все это соединялось в глазах Джека в какой-то фантастический калейдоскоп. А сверху всего цвели и пылали яркими красками огромные корзины и вазы всевозможных фруктов. Ананасы, апельсины, громадные сладкие лимоны, полосатые дыни, темно-кровавые манго, громадные пышные персики и грозди винограда всех цветов и оттенков, и размеров, и форм… Можно было подумать, что весь земной шар послал сюда свои сокровища своему владыке — Джону Пирпонту Моргану, миллиардеру, который сумел поработить огромное число работающих полуголодных и совсем голодных людей и загребал их многострадальными руками бесконечные миллиарды и бесконечные сокровища земли…
И все эти дары земли поедались. Нет, они пожирались многочисленными человеческими ртами и таяли и испарялись с невероятной быстротой, как таяло мороженое и кремы, как испарялось драгоценное вино в искрящемся хрустале…
Джек наблюдал с особым вниманием, как едят эти люди.
Он так часто видел трапезы бедняков. Он видел, с какой благоговейной сосредоточенностью они приступают к хлебу и осторожно ломают его, чтобы не упали на пол драгоценные крошки. Он видел также, как торопливо, не обращая внимания на вкус и качество еды, насыщаются спешно занятые работой люди.
Здесь было совсем не то.
Здесь не ели. Не насыщались. Не питались. Здесь обжирались.
Вот этот джентльмен, например, очевидно, уже давно сыт по горло: ему тяжело дышать, глаза у него сузились, лоб покрылся испариной, и на голом из-за лысины темени блестят капельки. Но он все-таки ест и ест. Ему, очевидно, просто интересно испытать как можно больше разных вкусовых ощущений.
Другой джентльмен ест торопливо, накидываясь на каждый кусок. Он смотрит только на еду и видит только ее одну. Но по временам оглядывается назад, словно боясь, что лакей сзади отнимет у него пищу. И, расставив локти, каким-то инстинктивным жестом охраняет ее… Это хищник-живоглот!