У него даже не хватило смелости сделать это самому.
La Vedova, похоже, тоже была потрясена, хотя и не так сильно, как я.
Она опустила пистолет и спросила:
― Когда?
Теперь, когда он сломался, все силы покинули Джотто.
А может быть, la Vedova, опустившая пистолет, заставила его думать, что он вне опасности, если только скажет правду.
― Я брал у него деньги месяцами, ― всхлипывал он. Он опустил взгляд на трупы наемников в черной одежде. ― Но тут откуда ни возьмись позвонил Аурелио и потребовал, чтобы я впустил их.
А вот и доказательство вероломства Аурелио.
Но это было не так больно, как предательство Фаусто.
Отчасти потому, что я уже поверил в то, что Бьянка рассказала нам в кабинете…
А отчасти потому, что я всегда ненавидел своего кузена.
Аурелио был злобным, высокомерным ублюдком, и я презирал его с самого детства.
Теперь я начал сомневаться, насколько далеко яблоко упало от яблони.
― Это потому, что синьор Розолини пришел сюда сегодня? ― грубо спросила la Vedova.
Джотто кивнул.
― Да.
― Сколько?
― …Синьора?
― Сколько он заплатил за то, чтобы ты предал меня?
― Синьора, он поклялся мне, что они не причинят вам вреда ― они только хотели взять вас в плен…
― О, тогда это вовсе не предательство, ― сказала она с насмешливым сочувствием. Затем ее голос снова стал холодным, как сталь. ― Сколько.
Джотто вздрогнул.
― Миллион евро.
― Миллион, ― пробормотала она с отвращением. ― Это все, чего стоила твоя честь.
Джотто, казалось, почувствовал, что ситуация изменилась к худшему.
― Синьора, я мог бы стать для вас двойным агентом ― я мог бы сказать ему, что…
La Vedova подняла пистолет и выстрелила.
БАХ!
Из горла Джотто вырвалась красная струйка крови, а затылок окрасился в пунцовый цвет.
Он смотрел на нее расширенными от ужаса глазами, пытаясь вздохнуть ― серия булькающих, захлебывающихся звуков.
И медленно обмяк, захлебнувшись собственной кровью.
Выражение лица la Vedova не менялось все это время. Она просто бесстрастно и отстраненно наблюдала за его смертью.
Когда свет погас в его глазах, и он обмяк, поддерживаемый только двумя мужчинами по обе стороны от него, старуха протянула пистолет в сторону.
Тот же телохранитель, который дал его, забрал и спрятал в кобуру.
― Уберите этот мусор с глаз моих, ― приказала она.
Телохранитель наклонился, чтобы схватить одного из наемников.
― Возьмите Джотто, а их пока оставьте, ― прошипела она. ― Я хочу поговорить с синьором Розолини наедине.
― А как же наши люди? ― спросил другой наемник.
― Они мертвы, ― отрывисто ответила она. ― Они никуда не денутся через десять минут. А теперь идите.
Никто не сомневался, что ее безопасно оставить со мной наедине.
Они просто оттащили тело Джотто, ноги которого безвольно болтались за спиной, и вынесли его из зала.
Остались только я… la Vedova… и десяток трупов, лежащих вокруг нас.
Глава 7
Массимо
Как только ее люди ушли, la Vedova обратилась ко мне.
― Что ж, синьор Розолини, похоже, я должна перед тобой извиниться.
― За что?
― За то, что не поверила тебе насчет вашего дяди. Если бы я послушала тебя с самого начала, мы могли бы избежать этого…
Она оглядела все трупы.
― …фиаско.
Затем она снова повернулась ко мне.
― Ты можешь быть уверен, что я поддержу вашу семью в любых действиях, которые вы предпримете против вашего дяди и кузена.
― Спасибо, синьора.
Она прищурилась.
― Что случилось, синьор Розолини?
Она была проницательна, надо отдать ей должное.
― Просто… не лучше ли было бы оставить Джотто в живых для допроса? ― спросил я.
― Мы выяснили то, что нам было нужно. А после такого эпизода иногда лучше показать устрашающий пример, чем получить какие-то обрывочные сведения.
Я не был в этом уверен, но не стал высказывать свои сомнения. В конце концов, она была Доном мафии ― точнее, Донной. Великая Донна Cosa Nostra. Она управляла империей своей семьи железным кулаком с тех пор, как я был ребенком.
Но в одном я был уверен ― мой брат Адриано одобрил бы это.
Ему тоже нравилось убивать людей до того, как они были допрошены.
― Вы же понимаете, что Джотто мог быть не единственным предателем, ― сказал я.
Она нахмурилась.
― Прекрасно понимаю. Я об этом позабочусь.
Ну что ж.
Очевидно, она не любила, когда посторонние задавали вопросы о ее организации или о том, как она ею руководит.