― Да... насколько большой?
― ОТВАЛИ.
Она вздохнула и пошла ко входу в магазин, пока я рассчитывался с кассиром.
Я расплатился наличными. Я не хотел рисковать тем, что Фаусто может отследить мои кредитные карты.
― О, Боже! ― вдруг завопила Лучия ― не от злости, а от восторга.
Я оглянулся и увидел, что она стоит перед автоматом, который выдавал не конфеты, а пластиковые шарики, наполненные безделушками и дешевыми украшениями.
― Я обожаю эти штуки! Я не видела таких с детства! ― Она посмотрела на меня, и на ее лице расцвела огромная улыбка. ― Можно мне несколько монет?
Я посмотрел на нее и на секунду потерялся в ее глазах.
Иногда она могла быть такой невероятно раздражающей...
А потом, без предупреждения, ее глаза могли сверкнуть...
Ее улыбка начинала сиять радостью...
Этого было достаточно, чтобы...
― Массимо, ― рявкнула она. Она щелкала пальцами, словно пытаясь вывести меня из транса. ― Земля вызывает Массимо. Прием, Массимо.
― Да, да, ― проворчал я и протянул кассиру пятиевровую купюру. ― Можете разменять на монеты, которые принимает эта штука?
Я протянул Лучии горсть монет, она вставила одну и покрутила металлическую ручку. Когда шарик вылез наружу, она открыла его ― и увидела, что это брелок.
― Нет, ― объявила она, ни к кому не обращаясь, и бросила брелок и шарик на пол.
― Подними это, ― сказал я.
― Да, да, ― ответила она, отмахиваясь от меня, вставила еще одну монету и повернула ручку.
Из второго шарика появилось несколько кусочков жевательной резинки. Она положила их в рот и начала жевать, делая еще одну попытку.
В третьем оказалась наклейка с изображением скорпиона. Или то, что мне показалось наклейкой.
― О, круто ― татуировка! ― воскликнула она и протянула мне.
― Не похоже на татуировку, ― сказал я. Я кивнул кассирше, поблагодарив ее, и взялся за ручки дюжины матерчатых сумок.
― Их надо намочить, и они прилипают к коже, ― объяснила она.
― Подбери брелок и те пластиковые штучки, ― приказал я.
Она подхватила их с пола и сунула в одну из моих сумок.
― Спасибо, что предложила помочь, ― с сарказмом сказал я, когда мы шли к двери.
― Ты ― большой парень, ― сказала она игривым тоном. ― Думаю, ты прекрасно с ними справишься.
Не желая, чтобы она снова заговорила о размерах моего члена, я просто молча нес сумки, пока она рассматривала свою наклейку… татуировку… что бы это ни было.
Когда мы подошли к машине, я погрузил все в багажник и отошел, чтобы позвонить по мобильному. В доме сигнал был слабый, но здесь, в городе, телефон показывал целых три деления.
Я по-прежнему не выпускал Лучию из поля зрения. Она прикладывала татуировку к разным частям тела, пытаясь определить лучшее место для нее.
Некоторые места ― над левой грудью, на заднице, внизу живота ― вызывали у меня неловкое шевеление в штанах, из-за чего мне приходилось поправляться.
Никколо ответил после первого звонка.
― Ты в порядке?
― Настолько хорошо, насколько можно ожидать.
― И что это значит?
― Это значит, что мой попутчик раздражает меня до смерти.
Он хихикнул.
― Ну, могло быть и хуже.
― Наверное. Как у вас дела? Ларс поймал стрелка?
― Нет, ― сказал Никколо, и в его голосе прозвучало беспокойство. ― Стрелок ушел.
― Черт.
― Да. Но с тех пор больше ничего не происходило. У меня все еще паранойя по поводу того, кому можно доверять, поэтому я пока не нашел самолет, чтобы вывезти тебя.
― Не проблема.
― Я общался с la Vedova. Она все еще опасается, что люди Фаусто скрываются поблизости, поэтому она попросила меня передать тебе, чтобы ты НЕ привозил Лучию, пока мы не убедимся, что это безопасно.
― Хорошо.
― Слушай, не сочти за паранойю… но, возможно, тебе лучше больше не пользоваться своим мобильным. Вдруг они могут его отследить.
― Я думал об этом. В любом случае, в том месте, куда мы едем, у меня не будет хорошего приема, но я думаю, что все равно оставлю его в качестве запасного канала связи. Напиши мне, если тебе понадобится связаться, и я позвоню, как только смогу.
― Понял. Что-нибудь еще?
― Аурелио позвонил мне вчера, когда я отъезжал от Венеции.
― В самом деле? ― удивился Никколо.
― Он угрожал обострить ситуацию, если я не выдам Лучию. Пара его слов натолкнула меня на мысль, что, возможно, за всем этим стоит он, а не Фаусто. Может быть, это он перебежал на другую сторону.
― Что конкретно он сказал?
― Ничего конкретного ― но он не позволил мне поговорить с Фаусто и, похоже, избегал говорить о Фаусто всякий раз, когда я заводил о нем речь.