Длительные исследования подтверждают эту тенденцию. Исследователи накопили немало данных о развитии демократии за последние два столетия. Однако они пришли к неожиданным выводам: в девятнадцатом веке развитие демократии резко остановилось и сопровождалось стагнацией в появлении новых демократических государств. Такое положение характерно и для двадцатого века вплоть до 1980 года, после чего последовал всплеск демократического развития[3].
Еще более драматичным – в период с 1920 по 1980 год, когда развивались радио и телекоммуникации, – оказалось резкое увеличение числа деспотических государств. (Две упомянутые государственные формации не являются симметричными, ибо наряду с ними существует и третья – неопределенная государственная система). Стоит отметить, что в начале и середине двадцатого века увеличилось количество деспотических государств, описанных Оруэллом. Вероятно, этот писатель был бы до крайности удивлен, узнав, что после 1980 года деспотизм пошел на спад.
Очевидно, что соотношение деспотических и демократических государств не имеет причинной связи, но случившийся поворот событий, несомненно, озадачил бы Оруэлла, ибо технологии, доступные в наши дни тоталитарным режимам, превзошли творческие фантазии этого сочинителя: камеры слежения способны считывать автомобильные номера из космического пространства, технология интеллектуального анализа данных с помощью Интернета позволяет обрабатывать миллионы сообщений в минуту, современные микрофоны способны уловить «звук комариного испражнения с расстояния в 5000 ярдов». Каким же образом, несмотря на подобные технологии слежения и надзора, государства утратили контроль над людьми?
Коротко говоря, при рыночной экономике коммуникации и технологии слежения быстро подешевели и стали доступными для населения. Любое устройство, способное увеличить скорость и емкость коммуникации, увеличивает возможности пользователя влиять на события, и, разумеется, такое влияние также является неотъемлемой составляющей политической власти. С течением времени эти коммуникационные технологии, однажды расширившие возможности государства, расширили и возможности отдельного человека. Иными словами, коммуникационные технологии, которые дали возможность правительствам следить за своими гражданами, позволили гражданам избегать слежки и даже контролировать деятельность правительства[4].
В тридцатых-сороковых годах девятнадцатого столетия трудами Морзе, Кука и Уитстона был изобретен и усовершенствован телеграф, но первые образцы были исключительно дороги, и потому поначалу его использовали только для передачи наиболее важных правительственных, военных и финансовых сообщений. Радио– и телевизионные станции поначалу также стоили недешево, и потому пропагандистские передачи были неизменно «целенаправленными» и строго контролировались государственными структурами. Да и печатные машины, которым шел уже пятый век, по-прежнему обходились в солидные суммы.
Когда Оруэлл в середине двадцатого века писал свой роман, он даже представить себе не мог, что в скором времени обыкновенные люди в повседневной практике станут использовать дорогие и сложные коммутационные технологии. Оруэлл умер в 1950 году, и потому ему не довелось увидеть внедрение современных коммутационных устройств в быт: факсов, ксероксов, персональных компьютеров, Интернета и сотовых телефонов с фотографической камерой – устройств, которые помогли спасти мир от погибели, чего так боялся Джордж Оруэлл.
Развитие новых коммуникационных технологий происходило стремительно. Если в 1960 году только правительства, военные ведомства и большие компании располагали компьютерами, то в 1970 году компьютеры появились даже в маленьких фирмах. К 1990 году недорогие компьютеры стали доступными населению, к 2000 году большинство жителей развитых стран использовали Интернет, а в 2004 году получил распространение широкополосный доступ в Сеть.
Во второй половине двадцатого века, когда новые коммуникационные технологии стали доступными для населения, они помогли демонтировать структуры тоталитарных режимов, которые прежде с помощью таких технологий притесняли народ. В том, что актуальные коммуникационные технологии поначалу используются государством для притеснения населения, а затем осваиваются этим же населением для борьбы с властями предержащими, нет ничего особенно нового.
3
См.: Barbara Wejnert, “Diffusion, Development, and Democracy, 1800–1999”,
4
Уолтер Вристон, дальновидный председатель правления «Ситибанка», явно подразумевал эту тенденцию, когда говорил: «Вместо того чтобы подтвердить оруэлловскую теорию Большого Брата, наблюдающего за гражданами, коммуникационные технологии позволили гражданам наблюдать за Большим Братом». См.: Walter Wriston, “Bits, Bytes, and Diplomacy”, Foreign Affairs 76:5 (September – October 1997): 172.