И, улыбнувшись на прощание, Кьюбиса ушла.
— Я сама могу поучить тебя драться, мой храбрый малыш, — сказала Мерелан, обнимая сына. Она знала, что самооборона вряд ли укладывается в представления Петирона о родительских обязанностях. — Мне частенько случалось поколачивать моих старших братьев.
— Тебе? — Роби уставился на мать, округлив глаза. Ему явно и в голову не приходило, что его мама кого-то била, а уж тем более — собственных старших братьев.
Вот так и получилось, что Мерелан преподала Роби первый урок рукопашного боя и показала ему, как надо уклоняться от ударов.
— Если ты не потеряешь голову во время драки, противнику будет куда труднее расквасить тебе нос.
С тех пор как Роби начал заниматься с Кьюбисой, Мерелан получила небольшую передышку: ведь все прочее время ей приходилось постоянно оставаться начеку, чтобы, в случае необходимости, вмешиваться в разговоры между сыном и мужем. Вынужденная постоянно хитрить, она очень нервничала. Но теперь она — и Кьюбиса — могла с чистой совестью сообщать об успехах Роби.
— И ты учишь все обучающие Баллады? — рассеянно поинтересовался однажды Петирон.
— Да, и могу показать.
Робинтону отчаянно хотелось угодить отцу, но почему-то никогда не удавалось, как он ни старался быть хорошим, послушным и вежливым, а главное — вести себя тихо.
Что-то в тоне сына привлекло внимание Петирона; он откинулся на спинку кресла и небрежным, высокомерным взмахом руки велел мальчику начинать.
Мерелан затаила дыхание. В голове у нее билась одна-единственная мысль: как же сделать, чтобы Петирон пока не заметил таланта сына?!
Роби набрал воздуха — правильно набрал, всей грудью, а не одними лишь верхушками легких, как частенько делают начинающие певцы, — и начал Балладу о Долге. На лице Петирона отразилось некоторое удивление: он явно не ожидал от мальчика безукоризненно верного исполнения. Он принялся постукивать по подлокотнику кресла, отбивая ритм. К тому моменту, как Роби допел, Петирон отчасти подрастерял свое высокомерие.
— Хорошо спето, Робинтон, — сказал он. — Но не забывай: одна песня — это еще не все. Тебе еще многому предстоит научиться. Существует множество Баллад, безукоризненных и в музыкальном, и в стихотворном отношении, и даже дети должны их знать. Продолжай в том же духе.
Робинтон просиял и повернулся к матери, взглянуть, довольна ли она.
Мерелан взъерошила волосы сына. Она едва удержалась, чтобы не всхлипнуть от облегчения.
— Ты и вправду замечательно спел, радость моя. Я тоже тобою горжусь, как и папа.
Она перевела взгляд на Петирона, ожидая, что муж хотя бы поддакнет ей, но тот уже снова взялся за проверку ученических партитур, позабыв и про супругу, и про сына.
Мерелан подбоченилась; она едва сдержалась, так хотелось ей накричать на Петирона за невнимание к родным. Ему что, больше сказать было нечего?! Он мог бы отметить, что малыш везде правильно выдержал высоту тона, что он правильно дышал, что у него действительно хороший голос! Но Мерелан сумела обуздать свой гнев. Она взяла Роби за руку; малыш недоуменно смотрел на родителей и никак не мог понять, что ж он сделал не так на этот раз и почему ему опять не удалось угодить папе.
— Мы пойдем и посмотрим, что нам даст Лорра в награду за выученные слова и замечательное пение! — громко и решительно произнесла Мерелан.
И, выходя из комнаты, она с чувством хлопнула дверью. Петирон оглянулся, а потом снова вернулся к одной чрезвычайно скверной ученической работе.
— По правде говоря, мне хотелось… — Мерелан, стиснув кулаки, расхаживала по маленькому кабинету Лорры, примыкающему к главной кухне цеха. — Мне хотелось как следует ему врезать!
— Что, вправду?
Лорре удалось немного унять неистовство подруги. Когда Мерелан появилась на кухне, Лорра, едва заметив выражение ее лица, тут же велела двум судомойкам угостить Робинтона горячими пончиками, а сама увела певицу к себе в кабинет. Лорра знала, что Бетрис сейчас уехала из цеха — принимать чьи-то роды, — и была искренне польщена тем, что Мерелан обратилась в этой сложной ситуации именно к ней.
— Да не каждый ученик третьего года обучения споет Балладу о Долге так же хорошо, как Робинтон! — воскликнула Мерелан, дав выход гневу и расстройству. — Ни единой неверно взятой ноты, ни одного сбоя в дыхании! Великолепное исполнение!
— Но ведь Петирон его похвалил, верно? — поинтересовалась Лорра в надежде успокоить певицу.
— Да, но он мог бы сказать намного больше! Роби спел просто изумительно, лучше всякого четырнадцатилетнего, а ему ведь едва сравнялось четыре Оборота! А Петирон ведет себя так, словно все это само собой разумеется и ничего иного он от своего сына и не ожидал.
— Ага! — Лорра устремила на раздосадованную гостью указующий перст. — Ты сама это сказала. Ничего иного он от своего сына и не ожидает! Вот если бы Роби допустил какие-то ошибки, тогда Петирон нашел бы, что сказать, ведь верно?
Мерелан остановилась и уставилась на главную кухарку Дома арфистов. Затем гнев ее утих, и певица, невесело рассмеявшись, уселась в удобное кресло.
— Да, ты права. Если бы Роби допустил хоть малейшую ошибку, ему пришлось бы репетировать Балладу о Долге до тех пор, пока он не научился бы петь ее безупречно. Но мне-то что делать? Клянусь Первым Яйцом! Мальчику нужно, чтобы отец его хвалил. Ему так этого хочется! А Петирону даже в голову не приходит!
— Чему ж тут удивляться? Из всех арфистов цеха Петирон — самый скупой на похвалу. Но зато, — заметила Лорра, — тебе теперь не придется так сильно переживать, когда Петирон обнаружит, что в музыке сын намного его превосходит.
Мерелан потрясение уставилась на Лорру.
— Ой, да будет тебе, Мерелан! — не унималась Лорра. — Ты же сама это знаешь. Из твоего мальчика уже сейчас куда лучший музыкант, чем из учеников втрое старше его. Я ничуть не удивлюсь, если к шестнадцати он уже станет подмастерьем.
— Но подмастерьем может стать только тот, кому уже сравнялось восемнадцать… — слабо попыталась возразить Мерелан.
— Ну, пусть ему исполнится шестнадцать — тогда и посмотрим. А пока я веду речь о том, что после сегодняшнего дня тебе не придется прилагать столько сил, чтобы по возможности удерживать Роби подальше от отца. Да и Робу теперь будет полегче. Лично я уверена, что Петирон ничего не заметит до того момента, когда у Робинтона начнет ломаться голос, — лишь тогда он поймет, что его «малыш» вырос.
— Что, правда? — протянула Мерелан и всерьез задумалась над шутливыми словами Лорры.
— Лично я этому ни капли бы не удивилась, — подтвердила Лорра, щелкнув пальцами. — А теперь прекрати изводить себя. Когда ты нервничаешь, это плохо отражается на твоем голосе. Извини, конечно, что я об этом говорю, но мне так думается, что никто больше на это не решится — разве что сам Петирон, но он этого может и не заметить. Или я слишком много себе позволяю?
— Вовсе нет, Лорра! — Мерелан поспешно коснулась пухлой руки Лорры. — Я просто думала, что этого никто не заметит. Я ведь все время выполняю нужные упражнения и стараюсь как можно осторожнее обращаться с голосом…
— Ну и долго еще тебе удастся его сохранить, если ты мечешься между двумя самыми дорогими тебе мужчинами, словно между молотом и наковальней? — Теперь уже Лорра погладила по руке Мерелан, нервно постукивавшую пальцами по подлокотнику. — Я, конечно, не целитель, но мне кажется, что бокал вина будет сейчас очень даже не лишним. Давай-ка выпьем.
Мерелан попыталась было отказаться, но Лорра стояла на своем.
— Петирон много чего не замечает — не заметит и того, что от тебя пахнет вином. Можешь об этом не беспокоиться. А тебе сейчас нужно расслабиться, и мое травяное снадобье придется очень кстати.
Мерелан выглянула из кабинета — посмотреть, как там Роби. Мальчик о чем-то болтал с судомойками — те весело смеялись, — и его лучащаяся довольством мордашка была перемазана ягодным соком. Мерелан снова села в кресло и приняла бокал из рук Лорры.