— Тебе же понадобится три скакуна, чтобы увезти весь этот хлам, — фыркнула Мерелан. Робинтон наклонился взглянуть, не плачет ли она, и мать улыбнулась ему. — Ах, сынок, как я буду по тебе скучать… — Она коснулась его руки; взор ее затуманился слезами. — Я буду очень по тебе скучать — но все-таки я очень рада, что ты получил повышение и тебе теперь нечасто придется сталкиваться с отцом.
— А что он… ну, он хоть что-нибудь сказал?
— Нет, — Мерелан с негромким смешком отвернулась и принялась копаться в сумке, перекладывая вещи. — Он вообще со мной не разговаривает — настолько он возмущен самим фактом, что ты стал подмастерьем. — Она пожала плечами. — Со временем он смирится, но, боюсь, никогда не простит Дженеллу, что все это провернули у него за спиной.
— Клянусь Скорлупой! Я об этом как-то не подумал!
Робинтону представилось, как отец изводит мастера Дженелла своим недовольством, и юноша невольно съежился.
— Да будет тебе, Роби. Мастер Дженелл прекрасно справляется с причудами твоего отца — да и я тоже. Покипит-покипит — и успокоится и напишет какую-нибудь новую вещь, чтобы я ее спела.
Робинтон схватил мать за руку. Она взглянула на сына.
— Мама, но ведь ты же будешь осторожна, правда? Ты не будешь отдавать его музыке слишком много сил?
Мерелан с нежностью погладила юношу по щеке.
— Со мной все будет хорошо. Я обязательно буду отдыхать — как же иначе? Джиния, Бетрис, Лорра — все они присматривают за мной. Да и твой отец тоже. Я вовсе не собиралась его пугать, но, похоже, все-таки напугала. Он ведь меня любит, хоть и собственнически. Так что все будет в порядке.
Робинтон обнял мать, неожиданно остро почувствовав, до чего же она худенькая и хрупкая. Ему приходилось постоянно следить за собой, чтобы ненароком не причинить ей боль, а так хотелось крепко, изо всех сил прижать Мерелан к себе… Он боялся, что может никогда больше ее не увидеть.
— Роби, — успокаивающе сказала Мерелан, — я чувствую себя намного лучше. Не волнуйся ты так. Ты же знаешь, что все пойдет легче… теперь… — добавила она, извиняясь. — Если от тебя не будет вестей, я сама тебе напишу или отправлю сообщение с барабанщиками. Ты меня слышишь, молодой человек?
— Конечно, мастер голоса. В Плоскогорье неплохая сеть скороходов,
— Что ж им еще остается, раз они живут в таком захолустье, — несколько свысока фыркнула Мерелан.
Двор содрогнулся от ни с чем не сравнимого звука — трубного клича дракона.
— Похоже, за тобой прибыли, — сказала Мерелан и улыбнулась. Губы у нее дрожали.
Робинтон поспешно схватился за сумки, но тут в дверях появились Дженелл, Уошелл и Оголли. Они мигом оттерли молодого подмастерья от вещей и поделили их между собой; Робинтону достался лишь футляр с новой арфой.
— Это большая честь для меня… то есть я же сам справлюсь… — пытался возражать Робинтон, но его никто не слушал. Робинтон пожал плечами и сдался.
Они двинулись к выходу. Мастер Дженелл подмигнул Робинтону, и юноша понял, что старшие мастера демонстративно выказали ему свое благоволение и ради матери и для того, чтобы заставить отца держаться в стороне. Их доброта тронула Робинтона до слез, и он еле удержался, чтобы не расплакаться.
— Ты все-таки добился! — воскликнул Ф'лон соскользнув вниз по лапе Сайманит'а. — Поздравляю, подмастерье Робинтон! Поздравляю от себя и от всех твоих старых друзей в Бендене — и в Вейре, и в холде. — Потом он обратился к остальным новоиспеченным подмастерьям, ожидавшим во дворе: — Ваши драконы скоро прибудут — а с ними и ваши поздравления.
Багаж был приторочен в считанные секунды; пришла пора прощаться. Мать обняла Робинтона и притянула его голову вниз, чтобы поцеловать напоследок. Потом Робинтон пожал руки мастерам и заверил их, что будет трудиться изо всех сил.
— Передай от меня привет мастеру Лобирну! — крикнула вдогонку Мерелан, когда Робинтон уже взбирался на спину Сайманит'а. — Может, он меня помнит.
— Да разве тебя можно забыть, Мерелан? — сказал мастер Дженелл и успокаивающе обнял ее за плечи.
Такой она и запомнилась Робинтону. Такой он и вспоминал ее в первое, самое трудное время, проведенное под началом мастера Лобирна. К счастью, мало кто видел как Ф'лон высадил Робинтона во дворе высокогорного, продуваемого всеми ветрами холда. И чистое везение что этого не видел мастер Лобирн.
Ибо старика совершенно не обрадовало появление столь юного подмастерья.
— Не понимаю, о чем думал Дженелл, сделав тебя подмастерьем в пятнадцать лет! Совершенно не понимаю! Вот что, молодой человек, можешь не ждать, что я стану тебя баловать.
Лобирн оглядел Робинтона, оценил его рост и недовольно нахмурился.
Действительно, юный подмастерье на целую голову возвышался над низкорослым мастером — и это отнюдь не делало его симпатичнее для нового наставника. Мастер Лобирн едва доставал Робинтону до плеча; у него была широкая грудь — он пел басом, — узкие бедра и короткие, костлявые ноги. Лицо казалось слегка сплюснутым с боков, как будто должно было достаться куда более худому человеку. Из-за седых прядей пышная копна вьющихся волос казалась полосатой. Все это, вместе взятое, производило нелепое, почти смехотворное впечатление. Но вряд ли кто-нибудь решился бы подсмеиваться над мастером Лобирном. Слишком он был внушителен, чтобы служить мишенью для насмешников. Взгляд мутноватых карих глаз мастера был острым и проницательным. Робинтон сразу понял, что этого человека нельзя недооценивать.
— Я сам не ожидал, что меня повысят так рано, — пробормотал Робинтон, стараясь выглядеть как можно скромнее.
Лобирн смерил его колючим взглядом — словно подозревая, что Робинтон говорит неискренне.
— В таком случае, юноша, мне следует многого от тебя ожидать. Где ты рос? Кто твои родители?
На этот вопрос Робинтон ответил охотно, ибо надеялся тем самым смягчить нового мастера. Но если имя матери Лобирн встретил с одобрением, то отцовское — бурей негодования. Робинтон был потрясен даже не грубоватой прямотой, с которой Лобирн высказался о сочинениях Петирона — с его точки зрения, они были чересчур хитромудрыми, чтобы их можно было исполнять нормальному арфисту, — а скорее тем, что кто-то вообще осмелился осуждать Петирона, да еще и перед его сыном. По правде говоря, в глубине души он был вполне согласен с мнением Лобирна о витиеватых сочинениях Петирона, но никогда в жизни не сказал бы такое вслух — это было бы предательством. Получалось, будто его песни стали намного популярнее, чем грандиозные, замысловатые творения Петирона. И кстати, это оказалось для Робинтона едва ли не главным потрясением: Лобирн широко использовал его сочинения, хотя и не знал, кто автор.
Робинтон сообразил, что любовь мастера к его песням не гарантирует никаких поблажек, но анонимное признание помогало ему выдерживать крутой нрав Лобирна, его непоследовательность, капризы и причуды и его нежелание возиться с «сопливым новичком».
Однако же, когда старый мастер оценил, как терпеливо Робинтон возится с отстающими учениками, он начал понемногу смягчаться. Он даже изволил разок-другой похвалить Робинтона. Сам Лобирн был слишком вспыльчивым и нетерпеливым и не скупился на резкие слова для небрежных, поэтому вскоре Робинтону достались не только отстающие, но еще и самые младшие ученики, которым следовало преподать главные обучающие Баллады. Робинтон не возражал. По правде говоря, ему приятно было петь собственные песни, включенные мастером Дженеллом в начальный курс обучения. Робинтон тихо радовался тому, что его песни вообще звучат и что он сам может петь их, не страшась гнева Петирона.
Кроме того, на него возложили обязанность каждую неделю навещать отдаленные холды. Зачастую он был единственным пришельцем из внешнего мира, которого видели тамошние жители. Правда, вскоре в горах должна была воцариться непогода, и путешествиям предстояло прекратиться. Поэтому Робинтон делал дополнительные копии разных песен для холдеров, чтобы они могли продолжать занятия в его отсутствие. После каждой такой поездки Робинтон писал отчет, и, к его удивлению, Лобирн эти отчеты внимательно изучал.