Остров Айген Робинтону понравился — по крайней мере, пока он его разглядывал, проплывая мимо. Еще ему понравился маленький островок с черными сверкающими берегами — древний вулкан, вознесший из волн свой кратер.
Робинтон быстро научился справляться со скакуном и вести вьючных животных по собственному, а не их желанию. А долгие пешие прогулки по холмам Плоскогорья помогли ему без затруднений преодолеть последнюю часть пути. Кроме того, его радостно встречали в каждом маленьком холде, угощали от души и укладывали спать, а взамен просили лишь песен.
Но встретилось и одно исключение из этого правила. В тот день Робинтон расстался с гуртовщиками, продавшими ему немолодого, но крепкого вьючного скакуна, и двинулся дальше. Он находился почти на границе владений Бенден-холда — так сказал ему старший гуртовщик, указавший дорогу, которая позволяла срезать путь. Во второй половине дня Робинтон добрался до станции скороходов, но решил не останавливаться там, а идти до самой темноты, пока можно. Когда солнце почти коснулось края гор, Робинтон начал искать себе пристанище на ночь — хотя бы старое укрытие от Нитей. Вдоль дорог, по которым передвигались скороходы, подобные укрытия были устроены на расстоянии прямой видимости. Но Робинтон свернул на узкую, мшистую тропку. Он как раз поднимался на холм, когда впереди — чуть слева, на фоне леса — показался огонек. Тропка ответвлялась от широкой дороги, ведущей прямиком к холду, поэтому Робинтон решился свернуть; его вьючный скакун постанывал. Все-таки животное было уже немолодо.
— Потерпи немного. Тут уже недалеко. Еще чуть-чуть, и ты тоже сможешь перекусить.
Скакун снова застонал — теперь на другой ноте. Не будь Робинтон таким уставшим и голодным, его бы позабавило разнообразие звуков, издаваемых неразумным животным.
Робинтон приблизился к хижине и учуял манящие запахи ужина. В животе у него заурчало. Тут же раздалось ответное ворчание; в хижине явно держали псов. Вьючный скакун издал протестующий, слегка испуганный возглас.
— Они ничего тебе не сделают — они же в доме, — сказал Робинтон животному. Он поправил куртку, пригладил волосы и вежливо постучал в дверь.
— Кто там? — донесся резкий, настороженный мужской голос. Потом хозяин хижины прикрикнул на собак, чтобы те угомонились. — Не слыхать за вами ничего!
Что-то неразборчиво пробормотал женский голос.
— Я — путник, ищу пристанища на ночь, — ответил Робинтон.
— Заплатить можешь?
— Конечно.
От арфиста обычно ожидали песен и историй. Как правило, Робинтон предлагал хозяевам дома полмарки, но те всегда отказывались.
Дверь со скрипом приотворилась. Но лица хозяина Робинтон не разглядел, свет шел у того из-за спины.
— Ты кто такой? — поинтересовался мужчина.
— Меня зовут Робинтон, — ответил подмастерье, слегка поклонившись, и положил руку на кошелек, подвешенный к поясу. — У меня есть марки цеха арфистов…
— Ха! Цех арфистов! — В голосе хозяина хижины прозвучало явственное презрение.
— Наши марки принимают на любой Встрече, — сказал Робинтон. По правде говоря, враждебный прием его ошеломил. Такого он не ожидал.
— Впусти его, Таргус. У нас на сегодня довольно еды, — подала голос женщина. Она выглянула из-за двери и посмотрела на Робинтона. — Таргус, он один, и оружия при нем нет — только столовый нож.
Она открыла дверь пошире, и Робинтон увидел, что за столом сидят четверо рослых мужчин.
— Сорти, заведи-ка его скакуна под навес. А ты входи. Как, говоришь, тебя зовут? Робинтон? А я — Кулла.
На пороге возник парень простецкого вида. Он прошмыгнул мимо Таргуса, забрал у Робинтона поводья и забормотал что-то успокаивающее. Вьючный скакун попробовал было упираться, но Робинтон с силой съездил упрямой скотине по заду, и та, сдавшись, пошла за провожатым.
— Я чрезвычайно признателен вам за гостеприимство, госпожа, — сказал Робинтон. Чтобы войти в хижину, ему пришлось наклониться. Он вежливо кивнул присутствующим. — Я держу путь в Бенден-холд.
— Па, он — арфист, — сказал один из ужинавших, указав ножом на левую руку Робинтона. — У него на плече синий шнур.
Таргус, неприязненно насупившись, развернул Робинтона к свету, чтобы самому взглянуть на цеховой знак.
— А теперь слушай сюда, Таргус, — заявила Кулла, подбоченившись. — На Встречи ты меня не пускаешь, но я не собираюсь гнать арфиста, который сам пришел к моему порогу. Я вообще никого не стала бы гнать в такую темень.
Она ухватила Робинтона за другую руку и, вызволив его из лап Таргуса, потащила к столу.
— Бродо, подай тарелку. Моссер, кружку сюда. Из напитков у нас только пиво, но жажду оно утоляет хорошо.
Развернув Робинтона лицом к столу, хозяйка усадила его на стул — как заподозрил Робинтон, свой собственный. Забрав у Бродо тарелку — тот, передавая ее матери, ухмыльнулся, — Кулла наполнила ее с горкой.
— Эркин, где хлеб? А ты, Таргус, садись. Мне так охота увидеть улыбающееся лицо, что я сожру всякого, кто попытается мне помешать.
Таргус, выпятивший челюсть, смотрел на Робинтона с подозрением. Он протянул руку.
— Ты сказал, что заплатишь.
— Конечно, — согласился Робинтон и привстал, чтобы развязать кошелек.
Кулла оттолкнула руку Таргуса.
— Арфист платить не обязан, Таргус. Неужели тебя даже этому в детстве не научили?
— Я все-таки прошу вас принять деньги, — с пылом произнес Робинтон. Очень уж ему не понравилось, как на него смотрит Таргус. В поясном кошельке у Робинтона лежало лишь несколько мелких монет — остальное было спрятано в матерчатом поясе, который он носил под рубахой. Робинтон развязал тесемку и продемонстрировал содержимое кошелька. — Вот монета кузнецов. Может, вы предпочтете взять ее?
— «Предпочтете», — ворчливо передразнил его Таргус и схватил полмарки с ладони Робинтона. Пальцы у него были толстые и немного сальные. — Арфистовы выкрутасы! Нет бы сказать как нормальный человек: «Такая сойдет?» Или ты не можешь, чтобы не хвастаться своей ученостью?
Кулла хлопнула Робинтона по плечу.
— Ешь. Ты, похоже, здорово устал. Ешь и не обращай внимания на Таргуса.
Робинтон решил последовать ее совету и сосредоточился на еде. Тушеное мясо с клубнями и зеленью было вкусным и ароматным. Хлеб, судя по всему, испекли сегодня. А когда Эркин — или, может, это был Моссер— забрал с блюда последний кусок, женщина нарезала еще одну буханку. Робинтон успешно утолил голод первой порцией, но Кулла дала ему добавки, презрев ворчание Таргуса.
— У себя в доме я буду кормить, кого захочу, понял, Таргус? Этот холд всегда соблюдал законы гостеприимства. Ты можешь не любить арфистов — твое дело. А я ничего против них не имею, — яростно набросилась Кулла на мужа. А потом, уже совершенно другим тоном, она обратилась к Робинтону: — Ты не сыграешь для нас после ужина?
Таргус снова заворчал, и Кулла гневно развернулась к нему.
— Таргус, заткнись! Я не слыхала музыки с самого Солнцестояния. Только попробуй ляпнуть еще какую-нибудь гадость — и месяц не получишь ничего, кроме холодной овсянки!
Паренек, обиходивший скакуна, вернулся в хижину. Он положил себе еды, взял хлеба и принялся есть, поглядывая на другой край стола, где ел Робинтон, находившийся под надежной защитой Куллы.
— Музыка! — проворчал Таргус, когда Робинтон достал свои дудочки.
— А гитары у тебя нет? — жалобно спросила Кулла. — Я думала, ты для меня споешь…
— Гитара осталась во вьюке…
Кулла тут же послала парня — выяснилось, что его зовут Шив, — за инструментом, крикнув вдогонку:
— И смотри — осторожнее с ней! Понял?
Когда Робинтон начал играть, Таргус вскочил и выбежал из хижины. Правда, на пороге он задержался и оглянулся на сыновей, но те притворились, будто ничего не замечают, и Таргусу не оставалось ничего другого, как хлопнуть дверью.
На этот раз Робинтон играл и пел намного тише обычного. В конце концов он от усталости взял несколько неверных аккордов, и Бродо тронул мать за руку.