— Ох, прости, Ф'лон.
Ф'лон прищелкнул пальцами и протянул руку за ключом. Робинтон принялся копаться в кармане штанов.
— Если я выясню, что гостей из Плоскогорья отвез домой другой дракон, я буду весьма недоволен.
— А я, — отозвался Робинтон, — буду недоволен, если этого не произошло.
Он отдал ключ и улегся обратно. Ему сейчас хотелось только одного — проспать целые сутки и чтобы его никто не тревожил. Робинтон слышал, как Ф'лон размашистым шагом пересек большую комнату, повозился с ключом, открыл замок и распахнул дверь — с такой силой, что та грохнула об стену.
— Пожалуй, пойду-ка я за ним, — пробормотал Робинтон себе под нос. Правда, его отчасти утешила мысль о том, что К'врел наверняка давным-давно уже отвез ту троицу в Плоскогорье.
Робинтон оказался совершенно прав. К тому моменту, когда он добрался до верхней площадки лестницы, Ф'лон, должно быть, как раз узнал эту новость от Хайона — во всяком случае, бронзовый всадник взглянул через плечо на Робинтона и яростно сверкнул глазами. А затем, как это частенько с ним бывало, настроение у Ф'лона резко изменилось. Он улыбнулся и неспешным шагом двинулся к столу — поискать, чем бы подкрепиться. Хайон и его младшие братья и сестры сбились в печальную группку рядом с очагом. У другой стороны очага сидела леди Хайяра в обществе своих братьев и сестер, прибывших, чтобы поддержать ее.
Спустившись в зал, Робинтон остановил служанку.
— Ты случайно не знаешь — мастер-арфист еще здесь? Женщина ткнула в сторону коридора, а потом согнула палец, давая понять, что нужно поискать в малом обеденном зале.
И действительно, Робинтон обнаружил мастера Дженелла именно там, а с ним — лорда Грогеллана и целительницу Джинию.
— Ф'лон уже встал, — сообщил им Робинтон. — Но гости из Плоскогорья давно уже отбыли.
Грогеллан хмыкнул, а мастер Дженелл усмехнулся.
— Мастер Джиния, была ли у вас возможность взглянуть, что там с лордом Фарогаем? — спросил Грогеллан.
— Его сын позаботится, чтобы ему был обеспечен наилучший уход — на все время, сколько ему еще осталось, — мрачно произнесла Джиния. — У лорда Фарогая заболевание крови, которое в его возрасте уже не излечивается.
— А Фэкс об этом знает? — напрямик, без обиняков поинтересовался Робинтон.
Грогеллан фыркнул, а Дженелл взглянул на своего подмастерья с укоризной, но Джинию это не остановило.
— Этот молодой человек слишком много знает о делах, которые, строго говоря, не касаются мелкого, — она намеренно подчеркнула последнее слово, — холдера.
— Который, возможно, не всегда будет оставаться мелким, — сказал Робинтон. — Этот человек чрезвычайно честолюбив и алчен.
— Ты что, ссорился с ним во время жизни в Плоскогорье? — спросил Дженелл.
— Нет, мастер, не ссорился. Но, как я вам докладывал по возвращении, Фэкс запрещает арфистам обучать своих холдеров даже жизненно необходимым вещам.
Грогеллан удивленно приподнял брови и повернулся к Дженеллу.
— Это правда?
— Боюсь, да.
— Но ведь такой дотошный человек, как Фарогай, наверняка должен был настоять на соблюдении обычаев.
— Фарогай — старый, больной, усталый человек, — пояснил Робинтон. — А Хартия предоставляет каждому холду практически полную независимость.
— А отсюда возникает вопрос: обязан ли данный конкретный холд следовать тому, что записано в Хартии, — сказала мастер Джиния, сразу уловив суть проблемы. Робинтон кивнул, и Джиния продолжила: — Откровенно говоря, мне такая позиция не нравится — такая нетерпимость и своеволие.
— Но ведь работник, получивший образование, способен принести куда больше пользы! — удивился Грогеллан.
— Насколько я понимаю, работники Фэкса приносят столько пользы, сколько он от них вздумает потребовать, — сказал Робинтон, — и никаких оправданий с их стороны не принимается.
— Я считаю, эта проблема заслуживает того, чтобы над ней основательно задуматься, — сказал Дженелл.
— И я тоже, — согласился Грогеллан. Он оглянулся на дверь и встал. — А вот и наш всадник. Робинтон, мы можем ожидать, что ты вскорости вернешься в цех?
— Мой долг — оставаться здесь, лорд Грогеллан. Но я благодарен вам за внимание.
— Держи меня в курсе, Роб, — сказал Дженелл. Мастеру-арфисту не требовалось специально указывать, какая именно информация ему нужна.
А вот мастер Джиния, привстав на цыпочки, поцеловала Робинтона в щеку.
— Я пообещала твоей матери, что поцелую тебя от нее, — сказала целительница.
Робинтон уставился на нее, разинув рот. Он почувствовал, что краснеет. Оставалось надеяться, что никто не заметил переданного привета. Это было совершенно не похоже на Мерелан. Робинтон улыбнулся, и Джиния удалилась.
Райд принял управление Холдом в свои руки решительно и уверенно. На следующий же день он созвал всех здешних ремесленников и спросил, имеются ли у них какие-нибудь дела, которые требуют его вмешательства. Потом он объявил, что брак его сестры Майзеллы состоится после подобающего периода траура и что леди Хайяра должна оставаться в Бенден-холде до тех пор, пока он не найдет себе подходящую супругу. Он также пообещал подыскать подобающее занятие для каждого из своих единокровных братьев и сестер.
Будь его речь лицемерной и высокопарной, можно было бы решить, что Райд не собирается выполнять свои обязательства. Но Робинтон тихо закипал, видя, как неуклюже подступился молодой лорд к этому непростому делу. В конце концов, существует масса способов подсластить горькую пилюлю! Но, похоже, Райд не знал ни единого — во всяком случае, изъяснялся он прямолинейно до грубости и ничуть не заботился о чувствах окружающих. Лишь Майзелла оказалась в состоянии дать ему отпор. Леди Хайяра же просто посмотрела на пасынка — глаза ее наполнились слезами — и безропотно приняла его распоряжения к сведению. К счастью, леди Хайяра была женщиной толковой и управляла хозяйством холда уже давно, так что на этой почве не должно было возникнуть никаких трений. Даже Райд понимал, насколько ценна будет ее помощь. Ему ведь нельзя даже смотреть на девушек, пока после смерти отца не минет трех месяцев.
И все же что-то ощутимо ухудшилось в холде, которым лорд Майдир управлял столь умело… и столь продуманно. Холдеры не захотели обсуждать свои проблемы с лордом Райдом; тогда он просто сказал, что они могут разойтись — что они и сделали. Робинтон сделал все, что в его силах, стараясь смягчить излишне жесткие высказывания молодого лорда: он разговаривал со многими людьми, как бы между делом упоминая, что Райд все еще не оправился от потрясения, вызванного трагической кончиной отца, и что, несмотря на хорошую подготовку, ему все еще не хватает знаний, которые можно получить лишь на собственном опыте.
Накануне второй годовщины пребывания Робинтона в Бенден-холде Райд вызвал арфиста к себе в кабинет.
— До меня дошли некоторые вести о вас, подмастерье, которые мне не понравились, — сказал Райд, не тратя время на вступления. — Я — лорд этого холда, и мое слово здесь закон. Я не нуждаюсь в том, чтобы вы у меня за спиной успокаивали недовольных холдеров или очерняли мои действия. Вы можете быть свободны.
— Быть свободен? — Робинтону показалось, что он сделался таким же непонятливым, как сам Райд.
— Да, свободны. Я освобождаю вас от занимаемой должности. — Райд подтолкнул к Робинтону кошелек с марками. — Я попрошу мастера-арфиста прислать вам замену. Но, естественно, я не собираюсь лишать вас вознаграждения, поскольку свои обязанности вы выполняли расторопно и энергично.
«Расторопность» и «энергичность» — это были два любимых словечка Райда.
— Но я…
— Вы можете вызвать по барабанной связи этого вашего друга, бронзового всадника, чтобы он отвез вас обратно. Передайте вот это, — он положил поверх кошелька небольшой пергаментный свиток, — мастеру Дженеллу. Вы меня в качестве арфиста холда не устраиваете.
И Райд встал, давая понять, что разговор окончен. Лишившийся дара речи Робинтон забрал со стола кошелек и свиток, развернулся на каблуках и вышел из кабинета, лишь с трудом удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.