- А то! И не только мне. Вряд ли сыщешь мужика, которому бы не отказали. Дамочки стали много о себе понимать. Им теперь мало просто мужика, им ещё нужно что-то от него получить.
- Но есть и такие, что не отказывают, а как у тебя с ними? - хихикнул молодой.
- Лет в семьдесят было неважно, а сейчас, когда изобрели подъёмный кран под названием «виагра», - сам удивляюсь. Не пробовал?
- А ему зачем? - включился третий, с большим животом и широченными плечами. - У него пока ещё тестостерона больше, чем мозгов.
Тут уже вся парилка не выдержала и захохотала. Виктор с Лёшей тоже засмеялись, а молодой отчего-то покивал головой, спустился вниз и стал бросать ковш за ковшом в чёрную печную пасть.
- Хорош, кидала, а то всех сгонишь, - поморщился бородатый. Парень прислонил ковш к стене и вышел из парилки.
- По-твоему, кто этот старик? - тихо спросил Виктор у Лёши.
- По профессии, что ли? Судя по связности речи, а значит, и мышления, артист. И тембр голоса красивый, опереточный. Допускаю, что и сейчас подвизается в редких ролях на сцене.
- А я думаю - тренер. Может быть, занимался детьми, потому что вспомнил девочек и объяснил своё к ним отношение.
- Нет, сомневаюсь. Тренер в силу своей педагогической направленности не будет откровенничать на такую тему. Этика не позволит. Хочешь, спроси.
Виктор собрался это сделать, но тут заговорил ещё один мужик - молодой, с красным, разогретым лицом:
- Вот вы ведёте праздный разговор, а я вам - про другое, - он вытер лицо полотенцем, постелил его на лавку и сел. - Вот я отправил жену в роддом, в наш, питерский. Мы с ней питерские, в пяти-шести поколениях. Мои родичи и её родичи войну, блокаду пережили. Работали не покладая рук, отстраивали город. И мы с нею не сидим сложа руки. А положили её в палату, где шесть человек, правда, палата разделена перегородкой. А рядом, в соседней палате - двое, и обе чёрные, кавказки. И весь медперсонал только возле них крутится: чего изволите, что подать. Жена и её однопалатницы возмущаются, но тихо, чтоб не сотворили чего с их новорождёнными. Дожили, твою мать. В родном городе чужие.
Лёша взглянул на Виктора, потом на мужика:
- Ну, и что ты предлагаешь? Что будем делать?
Мужик опустил голову:
- Не знаю. Но что-то делать надо.
- Вот так всегда у нас: как что - не знаю. А может быть, и знать не хочу?
- Слушай, не нагнетай, а? - подал голос бородатый. - Дай помыться, пока ещё пар есть.
- Никакого пара нет, весь вышел! - вмешался Виктор. - И бронепоезд отволокли в тупик.
- Ты про что? - не понял бородатый. - При чём тут бронепоезд?
- Ладно, передохнём, - сказал Лёша и двинулся первый.
Вместе с ними вышел старик, что рассуждал о женщинах. Виктор спросил у него:
- Если не секрет, вы кто по профессии?
- Ах, кем я только не был! Но всё на сцене. Да, и суфлёром, и актёром, и помощником режиссёра. А почему вы спросили?
- Нам с другом понравилась ваша дикция, и мы поспорили, кто вы по профессии. Друг сказал: артист. И оказался прав.
Старик лишь развёл руками.
Они постояли под душем, вышли в раздевалку, уселись на свои места и открыли термос. Наливая чай в одноразовые стаканы, Виктор спросил, почему Лёша не захотел в парилке продолжить разговор с бородачом.
- Поздно, - сказал Лёша. - С такими, как он, поздно. Этот уже либо как-то встроен в систему, которая помогает ему «выживать», либо его сознание настолько сломано, что любая попытка пошевелить мозгами приводит к дискомфорту. Как при сломанной руке или ноге.
- А с кем не поздно?
- С тобой. И со мной. То есть с теми, кто имеет выход на молодёжную аудиторию.
- На подростковую, - поправил Виктор.
- И даже на подростковую, тем лучше.
- В каком смысле?
- У нас часто говорят о национальной идее, о модернизации, о коррупции, о наркотиках. Говорят - любо-дорого послушать. Особенно на телевидении, когда устраивают дебаты по всем этим вопросам, с одной стороны, демонстрируя свободу слова, а с другой - выпуская пар из недовольной части публики. Говорю «публики», а не народа, потому что с народом у нас большие проблемы. И мало кому приходит в голову, что вся эта свобода строго дозированная. Что на каждого совестливого «русака» по три свирепых либеральных собаки, готовых растерзать его вместе с его совестью.
- А без аллегории можно?
- Нельзя. Без аллегории можно только с оружием в руках, но до этого ещё далеко. Самая большая наша беда в том, что мы сейчас разъединены, как никогда. Наши враги добились главного: они воплотили в жизнь принцип всех захватчиков: «Разделяй и властвуй!»
- Кто именно?
- Либералы. Впервые за тысячелетнюю историю России они пришли к власти. Казалось бы, ну, пришли, так властвуйте. Но они не властвуют, а глумятся над властью, нагло набивая свои карманы несметными богатствами. При этом отнимают у людей последнее. Они два века добивались власти. В семнадцатом году они уничтожили русскую аристократию, наиболее ответственную за жизнь страны. Потому что именно аристократия не подпускала их к власти. В семнадцатом году они уже почти получили её, судя по тому, сколько их оказалось в партии и правительстве. Но жестокость, с которой они подавляли несогласных с ними, террор против целого народа, против его веры и сатанинские методы руководства привели к тому, что рухнула созданная ими система.