– Его уже сто лет никто не выдел, он, наверное, уже помер. Я много спрашивала про старые места. Все стражи давно кончились.
– Ну, смотри. Я бы так не был уверен, – покачал я головой, а потом кивнул на стол. – Показывай волшебство.
Эльфийка вытерла остатки слез и соплей с раскрасневшегося лица. Уши до сих пор пылали малиновым цветом, хоть оловянных солдатиков отливай.
Она села за стол и отодвинула в сторону тарелку. Тонкие пальцы нарисовали на досках ровный круг диаметром около десяти сантиметров. И что удивительно, этот круг ненадолго вспыхнул зелёным сиянием.
Следующим шагом девушка поставила в круг тарелку, которая тоже на секунду засветилась, но уже жёлтым.
– Тарелка запомнила своё местоположение. Если сдвинуть или убрать, то она потом вернётся.
Эльфийка тяжело вздохнула.
– Бесполезная магия. Только зря время на изучение потратила.
Я наблюдал за колдовством затаив дыхание. Не каждый раз такое увидишь.
– А ты точно уверена, что изучила все чары?
– Да! – огрызнулась девушка.
Я улыбнулся, подошёл к столу и осторожно толкнул тарелку пальцем. Та сдвинулась, но затем мелкими рывками, словно была железная, а под столешницей перемещали магнит. Оказавшись на месте, тарелка замерла.
– Что-то мне подсказывает, что это не все чары, – пробормотал я.
– Откуда ты знаешь, ты же не маг?!
– Интуиция. Электрик с плохой интуицией – мёртвый электрик.
Киса снова надулась. Не стал ее в чем-то переубеждать, просто лёг на кровать, положив поближе ружье.
– Ложись спать, – произнёс я и потянулся.
Девушка быстро спрятала бластер в сумку и принялась ходить по палатке.
– А где умывальник? А где ночной горшок? А где ширма, чтоб переодеться в ночное? И, в конце концов, ты зажжёшь печку? Ночью будет холодной.
– Ляжь в одежде.
– Я так не привыкла, – захныкала девушка.
– А в стоге сена ночевать привыкла?
Киса забормотала что-то на эльфийском и легла на кровать в обнимку со своей сумкой, свернувшись калачиком. Я вздохнул и встал, а потом накинул на бедолажку своё одеяло. В отличие от кроватей и матрасов, коих было по четыре, на постельное гномы поскупилась, дав только два комплекта.
– Наб дио скарна, – пробормотала она, а потом спохватилась и пояснила на русском: – Белого тебе на чаши.
– Белого полусладкого или сухого? – ехидно спросил я.
– Белого на чашу весов.
– А-а-а, плюсик в карму. Спасибо.
Киса вздохнула и замолчала.
Я закрыл глаза. Сон навалился почти мгновенно, погрузив в какую-то кашу из образов, словно дурная обезьянка трясла калейдоскоп. На меня навалилось тягостное нехорошее ощущение, из всех образов больше всего холодные лица мёртвых эльфов. И мертвецы вываливали на меня из больших корзин черные и блестяще, словно натёртые воском яблоки. Я пытался выбраться из этого потока, но не мог, и меня заваливало всё больше и больше. А потом я выпал из сна. Просто-напросто захотелось по нужде. Это было самым настоящим спасением.
На улице уже стемнело, но со стороны убежища лился ровный оранжевый свет из маяка. Это была традиция гномов: свет в ночи – знак того, что здесь убежище. Каждый заблудший гном мог прийти и найти кров и еду.
К тому же ночью кланы оживают. Привыкшие к мраку подземелий, коротышки и на поверхности создавали привычную обстановку: жгли охристые лампы с угольной нитью накала и навешивали над тропинками тентовые крыши, делая их похожими на своды пещер и нор. Работа кипела: на принадлежащие общине луга выдвинулись косари за сеном для кроликов, застучали молотами кузни, зажужжал железными мышцами неуклюжий голем-грузчик, перекладывающий с места на место купленные днём мешки с зерном.
Мимо меня пробежала вполне миловидная гномиха в переднике и с корзинкой яиц. Вот за что люблю женщин-коротышек, так это за то, что им можно сверху вниз в вырез платья заглянуть. А поглядеть там есть на что, в отличие от плоских эльфиек, похожих на заморотых диетой студенток.
Отойдя от слободы и сделав мокрое дело, я замер. Интуиция шептала, что нужно уходить. А интуиции я доверял, ибо плохого не посоветует. У меня аж внутри все похолодело. Ибо при свете луны на ближайшем пригорке заметил несколько коней, оставленных с одним человеком на охране. Ночью, да ещё и на парковку не заходят. Весьма подозрительно.
Быстро вернувшись, я растолкал Кису.
– Уходим.
Девушка села на кровати и пыталась открыть глаза, но у неё никак не выходило. Они лишь сонно зевала и вяло тёрла лицо руками.
– Тагца нидамац? – тихо спросила она на своём.
– Нет, ещё ночь.
– Ты понимаешь по-эльфийски? – туту же спросила девушка, и на этот раз ей удалось открыть слипающиеся глаза.