Черное на вишневом смотрелось жутковато. Как рваные раны. Как…
– А я скучал, внучек, – сказал, кривляясь, Рукопят. – Шо ж ты долго…
Сашка врезался в него, сбил с ног и заехал кулаком в челюсть, потом еще раз. Меньше всего он думал про то, похож ли сейчас на Дика Андреолли. И уж совсем не думал о том, как быстро после этой драки вылетит из школы.
Он замахнулся и в третий раз, но получил в ухо, в глазах потемнело, мир кувыркнулся, завертелся калейдоскопом, больно врезался в живот. Перехватило дыхание, от боли и от ярости. Он вскочил – его ударили опять, так, что полетел спиной прямо в груду липких вонючих листьев. В голове зазвенело. «Нет, – понял он, – это звонок, звонок с большой перемены, и, значит, сейчас все разбегутся, останусь только я и они.
Лишь бы Настю не тронули, гады!..»
Он поднялся снова, заставил себя встать. Надо было отвлечь их внимание. Надо было…
Ему поставили подножку и, хохоча, толкнули лицом все в те же листья, холодные и мокрые.
Сашка перекатился на спину. Услышал топот.
– О, – процедил Рукопят, сплевывая, – сатри. Еще один. Подмога, типа.
Курдин с разбегу налетел на него и замолотил кулаками. Рукопят зло и резко ударил. Курдин осел, шипя.
Краем глаза Сашка видел дедов шар – тот застрял в ветвях, но под порывами ветра гневно раскачивался и, казалось, пытался вырваться из кроны.
Рукопят стоял, твердо расставив ноги, двигая челюстью и пробуя языком зубы.
– Ахренели, – сказал он.
Рядом Циркуль удерживал рвущуюся из рук Настю. Кривился: она успела-таки заехать ему в глаз, и тот теперь наливался густым фиолетом.
– Колпак, подбери там его портфель, – велел Рукопят. – Почитаем.
Антипов потер ладонью взмокшую шею:
– А по-моему, пора сваливать. Мало ли…
– Не ссы.
– Та я не в том смысле. Просто…
– Закончим – свалим. Сам видишь: шпондряки оборзели. Надо поучить.
– Эй, Ром.
– Пажди, Колпак.
Рукопят снова сплюнул и шагнул к Сашке. Прищурился, презрительно копнул носком:
– Разлегся, сопля. Встав-вай! И тока попробуй кому вякнуть. Ты понял, калеч?
– Пошел ты!
– Че ты сказал?!.
– Эй, – встрял Колпак, – Ром, тут…
Сашка сперва думал, это у него стучит в висках кровь. Потом увидел чьи-то ноги, много ног, обутых в сапоги, теплые ботинки, кроссовки…
– Это што за… – Рукопята скорей позабавило происходящее. – Шкеты, вы че выперлись? А ну валите, нах…
– Сами валите! – перебила его Жирнова. Негромко и спокойно, хотя Сашка видел, как дрожат ее руки. – Сейчас же.
– Ч-че?!
– Ром, – позвал Антипов, – мы их потом…
И тут над его головой что-то зашуршало, подул ветер, стряхнул наконец запутавшийся в ветвях липы дедов шар и развернул «лицом» к Сашкиным одноклассникам.
Жирнова ахнула, и кто-то еще из девчонок, а мрачный Грищук с перекосившимися набок очками прошептал:
– Вот гады!
Шар плясал на ветру, дразнил. Грищук ухватил его за цепочку, чтобы не унесло.
И шагнул к Рукопяту, сжимая кулаки; остальные пошли за ним, молча и смело.
– Война с лилипутами, – хохотнул Циркуль. – Уссаться.
Это было безнадежно и, по большому счету, глупо. Что они могли сделать кодле? Даже все вместе – что?
Кривясь от боли, Сашка поднялся, сплюнул розовую от крови, пузырящуюся слюну.
– Беги, Рукопят, – сказал тихо, но тот услышал и уставился на него, еще не понимая. – Беги, – повторил Сашка, уже громче. – Помнишь, как драпал тогда? Ты и твои… – Он снова сплюнул красным, во рту стоял солоноватый металлический привкус. Повернулся к Антипову и Кодле: – Ну, чего стали? Бейте или бегите, ну! Ну! Давайте!!!
Грищук уже подошел к Рукопяту вплотную, и тот растерянно оттолкнул его, как отшвыривают надоевшего котенка. Грищук споткнулся и упал рядом с Курдиным. Вскочил; одна дужка сломалась и висела перебитой лапкой насекомого.
Рукопят бездумно попятился. Глаза у него бегали, взгляд метался с одного лица на другое, ноздри раздулись, губы побледнели.
Грищук налетел на него прежде, чем кто-нибудь из ребят успел вмешаться. Он лупил Рукопята шаром по лицу, шар издавал гулкий звенящий звук, Рукопят прикрыл голову руками, отшатнулся и со всего размаху сел в развороченную кучу листьев.
Внезапно пошел снег.
Большие мохнатые снежинки медленно кружились в воздухе. Опускались на волосы и плечи, на асфальт, на ветки. Моментально таяли – но поверх уже ложились новые.
Рукопят заплакал. Беззвучно, все так же закрывая лицо руками.
От неожиданности Грищук прекратил дубасить его и теперь просто стоял, надсадно, громко выдыхая, дрожа всем телом.
– Хватит!.. – прохрипел Рукопят. – Хватит!.. Пожалуйста!