– Я не уверен, что машина способна перенести твое сознание так далеко, – ответил Терехов абсолютно серьезным голосом. – Но опустить его по генетической шкале на пару поколений назад – вполне возможно. Только представь себе: ты можешь воплотиться в собственного отца! Разве это не любопытно?
Волчок обдумал слова профессора и спросил:
– Ну, а при чем тут я? Какое я имею к этому отношение?
– Самое прямое, – ответил Терехов. – Я дам тебе возможность перенестись в прошлое.
– Гм… – Егор поскреб ногтями нос. – Но почему именно мне? Чем я заслужил подобную честь?
– Ты подходишь, – просто ответил седовласый профессор.
– Это связано с каплей крови, которую вы у меня взяли?
Старик кивнул:
– Да.
– Вы сделали анализ?
– Сделал.
– И что со мной не так?
– С тобой все так, Егор. И даже больше того: из всех претендентов (а у меня их было немало) ты самый идеальный.
– Вы это о моем здоровье?
– И о нем тоже. Но главное – избыточная последовательность нуклеотидов в твоем ДНК несет особую кодовую нагрузку. У других претендентов, которых мне довелось обследовать, такого нет.
Волчок нахмурил лоб, несколько секунд размышлял, с опаской поглядывая на машину, а затем сказал:
– Вы говорили, что вам нужен помощник, а не лабораторный кролик.
– Говорил, – согласился Терехов. – И не отказываюсь от своих слов.
«Последовательность нуклеотидов… Кодовая нагрузка… Морфо-генетическое поле…» Волчок поморщился. Похоже, старикан и впрямь рехнулся.
Внезапно Егору стало жаль Терехова. Семьдесят два года, одиночество, ворох неприятных воспоминаний и разбитых надежд. Немудрено, что старикан спятил. Небось лет тридцать назад он и в самом деле был главой какого-нибудь КБ, имел правительственную дачу в Барвихе и собственный «ЗИЛ» с вышколенным, непьющим шофером. Вон у него сколько антикварных вещиц. Бронзовые лампы с ангелочками, картины, шкафы красного дерева… Потерять расположение властей – серьезный удар для советского вельможи. Осталось только накачиваться вином и коньяком, чтобы смягчить затяжную депрессию.
«Но я-то какое ко всему этому имею отношение? – хмуря брови, подумал Волчок. – Какого дьявола я должен сидеть тут и утешать спятившего старика?»
– Все это было очень интересно, – сказал Егор, глядя на Терехова с напускным сочувствием. – Но мне пора.
– Ты все еще думаешь, что я сумасшедший? – невозмутимо поинтересовался Терехов.
– Я не знаю, – честно ответил Егор. – Может быть, вы сумасшедший, а может быть, просто старый чудак. В любом случае, мне до этого нет никакого дела. Спасибо за фокус с браслетом. Это действительно было круто.
Егор встал с дивана, намереваясь выйти из комнаты.
– Ты еще вернешься, – убежденно проронил ему вслед Терехов.
Егор обернулся и посмотрел на старика через плечо.
– С чего вы взяли?
– Я видел, как блестели твои глаза, когда я рассказывал тебе о своей машине. А чтобы ты решился быстрее, я тебе кое-что дам.
Профессор Терехов сунул руку в карман своего барского халата и достал старомодные очки с дымчатыми стеклами.
– Что это? – без всякого энтузиазма спросил Волчок.
– Я называю их «мета-окуляры», – ответил профессор. – Возможно, они заставят тебя отнестись ко всему серьезнее, чем тебе хочется.
Егор, отчасти из жалости, отчасти для того, чтобы поскорее отвязаться от надоедливого старика, взял очки и сунул их в карман куртки.
– Они мне точно пригодятся, – сказал он, усмехнувшись уголками губ. – Всего доброго.
И вышел из комнаты.
Через секунду после того, как в прихожей хлопнула входная дверь, шкала старинного лампового приемника «Рассвет», стоявшего на комоде, ярко осветилась. В динамике зашуршали радиопомехи, а затем ровный, безжизненный голос проговорил сквозь шум помех:
– Он не вернется. Зря ты отдал ему очки.
Профессор Терехов выпустил изо рта облачко табачного дыма и возразил:
– Он вернется.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что я сумел его заинтересовать. Этот парень – хакер, взломщик. Уверен, что львиную часть своей работы он делает не за деньги, а из простого человеческого любопытства. Плюс – честолюбие. Любопытство и честолюбие – это то, что движет миром.
В приемнике что-то тихо щелкнуло, а затем тот же ровный голос негромко проговорил:
– Он слишком легкомысленный.
Терехов пожал плечами:
– Он молод. Вспомни, какими мы были в его годы.
Профессор взглянул на фотографию в золоченой рамке, улыбнулся и с тихим вздохом поднес бокал к морщинистым губам.
Сделал большой глоток. Потом еще один.