| Михаил Булгаков | Mikhail Bulgakov. |
| Мастер и Маргарита | The Master and Margarita (1997) |
| |
| |
| ...Так кто ж ты, наконец? | '... who are you, then?' |
| - Я - часть той силы, | 'I am part of that power |
| что вечно хочет | which eternally wills |
| зла и вечно совершает благо. | evil and eternally works good.' |
| Гете. "Фауст" | Goethe, Faust |
| ЧАСТЬ ПЕРВАЯ | * BOOK ONE * |
| Глава 1. Никогда не разговаривайте с неизвестными | CHAPTER 1. Never Talk with Strangers |
| В час жаркого весеннего заката, на Патриарших прудах, появилось двое граждан. Первый из них, приблизительно сорокалетний, одетый в серенькую летнюю пару, был маленького роста, темноволос, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй - плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке - был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках. | At the hour of the hot spring sunset two citizens appeared at the Patriarch's Ponds. One of them, approximately forty years old, dressed in a grey summer suit, was short, dark-haired, plump, bald, and carried his respectable fedora hat in his hand. His neatly shaven face was adorned with black horn-rimmed glasses of a supernatural size. The other, a broadshouldered young man with tousled reddish hair, his checkered cap cocked back on his head, was wearing a cowboy shirt, wrinkled white trousers and black sneakers. |
| Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, редактор толстого художественного журнала и председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, а молодой спутник его - поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный. | The first was none other than Mikhail Alexandrovich Berlioz,[2] editor of a fat literary journal and chairman of the board of one of the major Moscow literary associations, called Massolit[3] for short, and his young companion was the poet Ivan Nikolaevich Ponyrev, who wrote under the pseudonym of Homeless.[4] |
| Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью "Пиво и воды". | Once in the shade of the barely greening lindens, the writers dashed first thing to a brightly painted stand with the sign: 'Beer and Soft Drinks.' |
| Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, | Ah, yes, note must be made of the first oddity of this dreadful May evening. There was not a single person to be seen, not only by the stand, |
| параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, - никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея. | but also along the whole walk parallel to Malaya Bronnaya Street. At that hour when it seemed no longer possible to breathe, when the sun, having scorched Moscow, was collapsing in a dry haze somewhere beyond Sadovoye Ring, no one came under the lindens, no one sat on a bench, the walk was empty. |
| - Дайте нарзану, - попросил Берлиоз. | 'Give us seltzer,' Berlioz asked. |
| - Нарзану нету, - ответила женщина в будочке и почему-то обиделась. | 'There is no seltzer,' the woman in the stand said, and for some reason became offended. |
| - Пиво есть? - сиплым голосом осведомился Бездомный. | 'Is there beer?' Homeless inquired in a rasping voice. |
| - Пиво привезут к вечеру, - ответила женщина. | 'Beer'll be delivered towards evening,' the woman replied. |
| - А что есть? - спросил Берлиоз. | 'Then what is there?' asked Berlioz. |
| - Абрикосовая, только теплая, - сказала женщина. | 'Apricot soda, only warm,' said the woman. |
| - Ну, давайте, давайте, давайте!.. | 'Well, let's have it, let's have it! . . .' |
| Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной. | The soda produced an abundance of yellow foam, and the air began to smell of a barbershop. Having finished drinking, the writers immediately started to hiccup, paid, and sat down on a bench face to the pond and back to Bronnaya. |
| Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. | Here the second oddity occurred, touching Berlioz alone. He suddenly stopped hiccuping, his heart gave a thump and dropped away somewhere for an instant, then came back, but with a blunt needle lodged in it. Besides that, Berlioz was gripped by fear, groundless, yet so strong that he wanted to flee the Ponds at once without looking back. |
| Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: "Что это со мной? Этого никогда не было... сердце шалит... я переутомился. Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск... " | Berlioz looked around in anguish, not understanding what had frightened him. He paled, wiped his forehead with a handkerchief, thought: "What's the matter with me? This has never happened before. My heart's acting up ... I'm overworked . .. Maybe it's time to send it all to the devil and go to Kislovodsk . . .'
|