| Лишь только белый плащ с багряной подбивкой возник в высоте на каменном утесе над краем человеческого моря, незрячему Пилату в уши ударила звуковая волна: "Га-а-а..." Она началась негромко, зародившись где-то вдали у гипподрома, потом стала громоподобной и, продержавшись несколько секунд, начала спадать. "Увидели меня", - подумал | As soon as the white cloak with crimson lining appeared high up on the stone cliff over the verge of the human sea, the unseeing Pilate was struck in the ears bv a wave of sound: 'Ha-a-a . . .' It started mutedly, arising somewhere far away by the hippodrome, then became thunderous and, having held out for a few seconds, began to subside. They've seen me,' the procurator thought. The wave had not |
| прокуратор. Волна не дошла до низшей точки и неожиданно стала опять вырастать и, качаясь, поднялась выше первой, и на второй волне, как на морском валу вскипает пена, вскипел свист и отдельные, сквозь гром различимые, женские стоны. "Это их ввели на помост... - подумал Пилат, - а стоны оттого, что задавили нескольких женщин, когда толпа подалась вперед". | reached its lowest point before it started swelling again unexpectedly and, swaying, rose higher than the first, and as foam boils up on the billows of the sea, so a whistling boiled up on this second wave and, separate, distinguishable from the thunder, the wails of women. They've been led on to the platform,' thought Pilate, 'and the wails mean that several women got crushed as the crowd surged forward.' |
| Он выждал некоторое время, зная, что никакою силой нельзя заставить умолкнуть толпу, пока она не выдохнет все, что накопилось у нее внутри, и не смолкнет сама. | He waited for some time, knowing that no power could silence the crowd before it exhaled all that was pent up in it and fell silent of itself. |
| И когда этот момент наступил, прокуратор выбросил вверх правую руку, и последний шум сдуло с толпы. | And when this moment came, the procurator threw up his right arm, and the last noise was blown away from the crowd. |
| Тогда Пилат набрал, сколько мог, горячего воздуха в грудь и закричал, и сорванный его голос понесло над тысячами голов: | Then Pilate drew into his breast as much of the hot air as he could and shouted, and his cracked voice carried over thousands of heads: |
| - Именем кесаря императора! | 'In the name of the emperor Caesar! . . .' |
| Тут в уши ему ударил несколько раз железный рубленый крик - в когортах, взбросив вверх копья и значки, страшно прокричали солдаты: | Here his ears were struck several times by a clipped iron shout: the cohorts of soldiers raised high their spears and standards and shouted out terribly: |
| - Да здравствует кесарь! | 'Long live Caesar!' |
| Пилат задрал голову и уткнул ее прямо в солнце. Под веками у него вспыхнул зеленый огонь, от него загорелся мозг, и над толпою полетели хриплые арамейские слова: | Pilate lifted his face and thrust it straight into the sun. Green fire flared up behind his eyelids, his brain took flame from it, and hoarse Aramaic words went flying over the crowd: |
| - Четверо преступников, арестованных в Ершалаиме за убийства, подстрекательства к мятежу и оскорбление законов и веры, приговорены к позорной казни -повешению на столбах! И эта казнь сейчас совершится на Лысой Горе! Имена преступников - Дисмас, Гестас, Вар-равван и Га-Ноцри. Вот они перед вами! | 'Four criminals, arrested in Yershalaim for murder, incitement to rebellion, and outrages against the laws and the faith, have been sentenced to a shameful execution - by hanging on posts! And this execution will presently be carried out on Bald Mountain! The names of the criminals are Dysmas, Gestas, Bar-Rabban and Ha-Nozri. Here they stand before you!' |
| Пилат указал вправо рукой, не видя никаких преступников, но зная, что они там, на месте, где им нужно быть. | Pilate pointed to his right, not seeing any criminals, but knowing they were there, in place, where they ought to be. |
| Толпа ответила длинным гулом как бы удивления или облегчения. Когда же он | The crowd responded with a long rumble as if of surprise or relief. When it died down, Pilate |
| потух, Пилат продолжал: | continued: |
| - Но казнены из них будут только трое, ибо, согласно закону и обычаю, в честь праздника пасхи одному из осужденных, по выбору Малого Синедриона и по утверждению римской власти, великодушный кесарь император возвращает его презренную жизнь! | 'But only three of them will be executed, for, in accordance with law and custom, in honour of the feast of Passover, to one of the condemned, as chosen by the Lesser Sanhedrin and confirmed by Roman authority, the magnanimous emperor Caesar will return his contemptible life!' |
| Пилат выкрикивал слова и в то же время слушал, как на смену гулу идет великая тишина. Теперь ни вздоха, ни шороха не доносилось до его ушей, и даже настало мгновение, когда Пилату показалось, что все кругом вообще исчезло. Ненавидимый им город умер, и только он один стоит, сжигаемый отвесными лучами, упершись лицом в небо. Пилат еще придержал тишину, а потом начал выкрикивать: | Pilate cried out the words and at the same time listened as the rumble was replaced by a great silence. Not a sigh, not a rustle reached his ears now, and there was even a moment when it seemed to Pilate that everything around him had vanished altogether. The hated city died, and he alone is standing there, scorched by the sheer rays, his face set against the sky. Pilate held the silence a little longer, and then began to cry out:
|