| 'Calm down, calm down, calm down. Professor,' Berlioz muttered, for fear of agitating the sick man. 'You sit here for a little minute with Comrade Homeless, and I'll just run to the corner to make a phone call, and then we'll take you wherever you like. You don't know the city . . .' |
| План Берлиоза следует признать правильным: нужно было добежать до ближайшего телефона-автомата и сообщить в бюро иностранцев о том, что вот, мол, приезжий из-за границы консультант сидит на Патриарших прудах в состоянии явно ненормальном. Так вот, необходимо принять меры, а то получается какая-то неприятная чепуха. | Berlioz's plan must be acknowledged as correct: he had to run to the nearest public telephone and inform the foreigners' bureau, thus and so, there's some consultant from abroad sitting at the Patriarch's Ponds in an obviously abnormal state. So it was necessary to take measures, lest some unpleasant nonsense result. |
| - Позвонить? Ну что же, позвоните, -печально согласился больной и вдруг страстно попросил: - Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что дьявол существует! О большем я уж вас и не прошу. Имейте в виду, что на это существует седьмое доказательство, и уж самое надежное! И вам оно сейчас будет предъявлено. | ‘To make a call? Well, then make your call,' the sick man agreed sadly, and suddenly begged passionately: 'But I implore you, before you go, at least believe that the devil exists! I no longer ask you for anything more. Mind you, there exists a seventh proof of it, the surest of all! And it is going to be presented to you right now!' |
| - Хорошо, хорошо, - фальшиво-ласково говорил Берлиоз и, подмигнув расстроенному поэту, которому вовсе не улыбалась мысль караулить сумасшедшего немца, устремился к тому выходу с Патриарших, что находится на углу Бронной и Ермолаевского переулка. | 'Very good, very good,' Berlioz said with false tenderness and, winking to the upset poet, who did not relish at all the idea of guarding the mad German, set out for the exit from the Ponds at the corner of Bronnaya and Yermolaevsky Lane. |
| А профессор тотчас же как будто выздоровел и посветлел. | And the professor seemed to recover his health and brighten up at once. |
| - Михаил Александрович! - крикнул он вдогонку Берлиозу. | 'Mikhail Alexandrovich!' he shouted after Berlioz. |
| Тот вздрогнул, обернулся, но успокоил себя мыслью, что его имя и отчество известны профессору также из каких-нибудь газет. А профессор прокричал, сложив руки рупором: | The latter gave a start, looked back, but reassured himself with the thought that the professor had also learned his name and patronymic from some newspaper. Then the professor called out, cupping his hands like a megaphone: |
| - Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дяде в Киев? | 'Would you like me to have a telegram sent at once to your uncle in Kiev?' |
| И опять передернуло Берлиоза. Откуда же сумасшедший знает о существовании Киевского дяди? Ведь об этом ни в каких газетах, уж наверно, ничего не сказано. Эге-ге, уж не прав ли Бездомный? А ну как документы эти липовые? Ах, до чего странный субъект. Звонить, звонить! Сейчас же звонить! Его быстро разъяснят! | And again Berlioz winced. How does the madman know about the existence of a Kievan uncle? That has certainly never been mentioned in any newspapers. Oh-oh, maybe Homeless is right after all? And suppose his papers are phoney? Ah, what a strange specimen ... Call, call! Call at once! They'll quickly explain him! |
| И, ничего не слушая более, Берлиоз побежал дальше. | And, no longer listening to anything, Berlioz ran on. |
| Тут у самого выхода на Бронную со скамейки навстречу редактору поднялся в точности тот самый гражданин, что тогда при свете солнца вылепился из жирного зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, а обыкновенный, плотский, и в начинающихся сумерках Берлиоз отчетливо разглядел, что усишки у него, как куриные перья, глазки маленькие, иронические и полупьяные, а брючки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белые носки. | Here, just at the exit to Bronnaya, there rose from a bench to meet the editor exactly the same citizen who in the sunlight earlier had formed himself out of the thick swelter. Only now he was no longer made of air, but ordinary, fleshly, and Berlioz clearly distinguished in the beginning twilight that he had a little moustache like chicken feathers, tiny eyes, ironic and half drunk, and checkered trousers pulled up so high that his dirty white socks showed. |
| Михаил Александрович так и попятился, но утешил себя тем соображением, что это глупое совпадение и что вообще сейчас об этом некогда размышлять. | Mikhail Alexandrovich drew back, but reassured himself by reflecting that it was a stupid coincidence and that generally there was no time to think about it now. |
| - Турникет ищете, гражданин? -треснувшим тенором осведомился клетчатый тип, - сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра... поправиться... бывшему регенту! - кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик. | 'Looking for the turnstile, citizen?' the checkered type inquired in a cracked tenor. This way, please! Straight on and you'll get where you're going. How about a little pint pot for my information ... to set up an exchoirmaster! . ..' Mugging, the specimen swept his jockey's cap from his head. |
| Берлиоз не стал слушать попрошайку и ломаку регента, подбежал к турникету и взялся за него рукой. Повернув его, он уже | Berlioz, not stopping to listen to the cadging and clowning choir-master, ran up to the turnstile and took hold of it with his hand. He |