| But no, no! The seductive mystics are lying, there are no Caribbean Seas in the world, no desperate freebooters sail them, no corvette chases after them, no cannon smoke drifts across the waves. There is nothing, and there was nothing! There is that sickly linden over there, there is the cast-iron fence, and the boulevard beyond it ... And the ice is melting in the bowl, and at the next table you see someone's bloodshot, bovine eyes, and you're afraid, afraid ... Oh, gods, my gods, poison, bring me poison!... |
| И вдруг за столиком вспорхнуло слово: "Берлиоз!!" Вдруг джаз развалился и затих, как будто кто-то хлопнул по нему кулаком. "Что, что, что, что?!!" - "Берлиоз!!!". И пошли вскакивать, пошли вскакивать. | And suddenly a word fluttered up from some table: 'Berlioz!!' The jazz broke up and fell silent, as if someone had hit it with a fist. 'What, what, what, what?!!' 'Berlioz!!!' And they began jumping up, exclaiming... |
| Да, взметнулась волна горя при страшном известии о Михаиле Александровиче. Кто-то суетился, кричал, что необходимо сейчас же, тут же, не сходя с места, составить какую-то коллективную телеграмму и немедленно послать ее. | Yes, a wave of grief billowed up at the terrible news about Mikhail Alexandrovich. Someone fussed about, crying that it was necessary at once, straight away, without leaving the spot, to compose some collective telegram and send it off immediately. |
| Но какую телеграмму, спросим мы, и куда? И зачем ее посылать? В самом деле, куда? И на что нужна какая бы то ни было телеграмма тому, чей расплющенный затылок сдавлен сейчас в резиновых руках прозектора, чью шею сейчас колет кривыми иглами профессор? Погиб он, и не нужна ему никакая телеграмма. Все кончено, не будем больше загружать телеграф. | But what telegram, may we ask, and where? And why send it? And where, indeed? And what possible need for any telegram does someone have whose flattened pate is now clutched in the dissector's rubber hands, whose neck the professor is now piercing with curved needles? He's dead, and has no need of any telegrams. It's all over, let's not burden the telegraph wires any more. |
| Да, погиб, погиб... Но мы то ведь живы! | Yes, he's dead, dead . . . But, as for us, we're alive! |
| Да, взметнулась волна горя, но подержалась, подержалась и стала спадать, и кой-кто уже вернулся к своему столику и - сперва украдкой, а потом и в открытую -выпил водочки и закусил. В самом деле, не пропадать же куриным котлетам де-воляй? Чем мы поможем Михаилу Александровичу? Тем, что голодными останемся? Да ведь мы-то живы! | Yes, a wave of grief billowed up, held out for a while, but then began to subside, and somebody went back to his table and -sneakily at first, then openly - drank a little vodka and ate a bite. And, really, can one let chicken cutlets de volatile perish? How can we help Mikhail Alexandrovich? By going hungry? But, after all, we're alive! |
| Натурально, рояль закрыли на ключ, джаз разошелся, несколько журналистов уехали в свои редакции писать некрологи. Стало известно, что приехал из морга Желдыбин. Он поместился в кабинете покойного наверху, и тут же прокатился слух, что он и будет замещать Берлиоза. Желдыбин вызвал к себе из ресторана всех двенадцать членов правления, и в срочно начавшемся в кабинете Берлиоза заседании приступили к обсуждению неотложных вопросов об убранстве колонного Грибоедовского зала, о перевозе тела из морга в этот зал, об открытии доступа в него и о прочем, связанном с прискорбным событием. | Naturally, the grand piano was locked, the jazz band dispersed, several journalists left for their offices to write obituaries. It became known that Zheldybin had come from the morgue. He had installed himself in the deceased's office upstairs, and the rumour spread at once that it was he who would replace Berlioz. Zheldybin summoned from the restaurant all twelve members of the board, and at the urgently convened meeting in Berlioz's office they started a discussion of the pressing questions of decorating the hall with columns at Griboedov's, of transporting the body from the morgue to that hall, of opening it to the public, and all else connected with the sad event. |
| А ресторан зажил своей обычной ночной жизнью и жил бы ею до закрытия, то есть до четырех часов утра, если бы не произошло нечто, уже совершенно из ряду вон выходящее и поразившее ресторанных гостей гораздо больше, чем известие о гибели Берлиоза. | And the restaurant began to live its usual nocturnal life and would have gone on living it until closing time, that is, until four o'clock in the morning, had it not been for an occurrence which was completely out of the ordinary and which struck the restaurant's clientele much more than the news of Berlioz's death. |
| Первыми заволновались лихачи, дежурившие у ворот Грибоедовского дома. Слышно было, как один из них, приподнявшись на козлах прокричал: | The first to take alarm were the coachmen[5] waiting at the gates of the Griboedov house. One of them, rising on his box, was heard to cry out: |
| - Тю! Вы только поглядите! | 'Hoo-ee! Just look at that!' |
| Вслед за тем, откуда ни возьмись, у чугунной решетки вспыхнул огонечек и стал приближаться к веранде. Сидящие за столиками стали приподниматься и всматриваться и увидели, что вместе с огонечком шествует к ресторану белое привидение. Когда оно приблизилось к самому трельяжу, все как закостенели за столиками с кусками стерлядки на вилках и вытаращив глаза. Швейцар, вышедший в этот момент из дверей ресторанной вешалки во двор, чтобы покурить, затоптал папиросу и двинулся было к привидению с явной целью преградить ему доступ в ресторан, но почему-то не сделал этого и остановился, глуповато улыбаясь.
|