| know that on seeing such a man, you must, without a moment's delay, start blowing your whistle. Do you hear? Do you hear what's going on on the veranda?' |
| Тут ополоумевший швейцар услыхал с веранды уханье, бой посуды и женские крики. | Here the half-crazed doorman heard some sort of hooting coming from the veranda, the smashing of dishes and women's screams. |
| - Ну что с тобой сделать за это? - спросил флибустьер. | 'Now, what's to be done with you for that?' the freebooter asked. |
| Кожа на лице швейцара приняла тифозный оттенок, а глаза помертвели. Ему померещилось, что черные волосы, теперь причесанные на пробор, покрылись огненным шелком. Исчезли пластрон и фрак, и за ременным поясом возникла ручка пистолета. Швейцар представил себя повешенным на фор-марса-рее. Своими глазами увидел он свой собственный высунутый язык и безжизненную голову, упавшую на плечо, и даже услыхал плеск волны за бортом. Колени швейцара подогнулись. Но тут флибустьер сжалился над ним и погасил свой острый взор. | The skin on the doorman's face acquired a typhoid tinge, his eyes went dead. It seemed to him that the black hair, now combed and parted, was covered with flaming silk. The shirt-front and tailcoat disappeared and a pistol butt emerged, tucked into a leather belt. The doorman pictured himself hanging from the fore-topsail yard. His eyes saw his own tongue sticking out and his lifeless head lolling on his shoulder, and even heard the splash of waves against the hull. The doorman's knees gave way. But here the freebooter took pity on him and extinguished his sharp gaze. |
| - Смотри, Николай! Это в последний раз. Нам таких швейцаров в ресторане и даром не надо. Ты в церковь сторожем поступи. -Проговорив это, командир скомандовал точно, ясно, быстро: - Пантелея из буфетной. Милиционера. Протокол. Машину. В психиатрическую. - И добавил:- Свисти! | 'Watch out, Nikolai, this is the last time! We have no need of such doormen in the restaurant. Go find yourself a job as a beadle.' Having said this, the commander commanded precisely, clearly, rapidly: 'Get Pantelei from the snack bar. Police. Protocol. A car. To the psychiatric clinic.' And added: 'Blow your whistle!' |
| Через четверть часа чрезвычайно пораженная публика не только в ресторане, но и на самом бульваре и в окнах домов, выходящих в сад ресторана, видела, как из ворот Грибоедова Пантелей, швейцар, милиционер, официант и поэт Рюхин выносили спеленатого, как куклу, молодого человека, который, заливаясь слезами, плевался, норовя попасть именно в Рюхина, и кричал на весь бульвар: | In a quarter of an hour an extremely astounded public, not only in the restaurant but on the boulevard itself and in the windows of houses looking on to the restaurant garden, saw Pantelei, the doorman, a policeman, a waiter and the poet Riukhin carry through the gates of Griboedov's a young man swaddled like a doll, dissolved in tears, who spat, aiming precisely at Riukhin, and shouted for all the boulevard to hear: |
| - Сволочь! Сволочь! | 'YOU bastard! ... You bastard!...' |
| Шофер грузовой машины со злым лицом заводил мотор. Рядом лихач горячил лошадь, бил ее по крупу сиреневыми вожжами, кричал: | A truck-driver with a spiteful face was starting his motor. Next to him a coachman, rousing his horse, slapping it on the croup with violet reins, shouted: |
| - А вот на беговой! Я возил в психическую! | 'Have a run for your money! I've taken 'em to the psychics before!' |
| Кругом гудела толпа, обсуждая невиданное происшествие; словом, был гадкий, гнусный, соблазнительный, свинский скандал, который кончился лишь тогда, когда грузовик унес на себе от ворот Грибоедова несчастного Ивана Николаевича, милиционера, Пантелея и Рюхина. | Around them the crowd buzzed, discussing the unprecedented event. In short, there was a nasty, vile, tempting, swinish scandal, which ended only when the truck carried away from the gates of Griboedov's the unfortunate Ivan Nikolaevich, the policeman, Pantelei and Riukhin. |
| Глава 6. Шизофрения, как и было сказано | CHAPTER 6. Schizophrenia, as was Said |
| Когда в приемную знаменитой психиатрической клиники, недавно отстроенной под Москвой на берегу реки, вошел человек с острой бородкой и облаченный в белый халат, была половина второго ночи. Трое санитаров не спускали глаз с Ивана Николаевича, сидящего на диване. Тут же находился и крайне взволнованный поэт Рюхин. Полотенца, которыми был связан Иван Николаевич, лежали грудой на том же диване. Руки и ноги Ивана Николаевича были свободны. | It was half past one in the morning when a man with a pointed beard and wearing a white coat came out to the examining room of the famous psychiatric clinic, built recently on the outskirts of Moscow by the bank of the river. Three orderlies had their eyes fastened on Ivan Nikolaevich, who was sitting on a couch. The extremely agitated poet Riukhin was also there. The napkins with which Ivan Nikolaevich had been bed up lay in a pile on the same couch. Ivan Nikolaevich's arms and legs were free. |
| Увидев вошедшего, Рюхин побледнел, кашлянул и робко сказал: | Seeing the entering man, Riukhin turned pale, coughed, and said timidly: |
| - Здравствуйте, доктор. | 'Hello, Doctor.' |
| Доктор поклонился Рюхину, но, кланяясь, смотрел не на него, а на Ивана Николаевича. | The doctor bowed to Riukhin but, as he bowed, looked not at him but at Ivan Nikolaevich. |
| Тот сидел совершенно неподвижно, со злым лицом, сдвинув брови, и даже не шевельнулся при входе врача. | The latter sat perfecdy motionless, with an angry face and knitted brows, and did not even stir at the doctor's entrance. |
| - Вот, доктор, - почему-то таинственным шепотом заговорил Рюхин, пугливо оглядываясь на Ивана Николаевича, -известный поэт Иван Бездомный... вот, видите ли... мы опасаемся, не белая ли горячка...
|