| супругой. Совершенно естественно, что, как только они попали в окаянную квартиру, и у них началось черт знает что. Именно, в течение одного месяца пропали обе супруги. Но эти не бесследно. Про супругу Берлиоза рассказывали, что будто бы ее видели в Харькове с каким-то балетмейстером, а супруга Степы якобы обнаружилась на Божедомке, где, как болтали, директор Варьете, используя свои бесчисленные знакомства, ухитрился добыть ей комнату, но с одним условием, чтобы духу ее не было на Садовой улице... | perfectly natural that, as soon as they got into the malignant apartment, devil knows what started happening with them as well! Namely, within the space of a month both wives vanished. But these two not without a trace. Of Berlioz's wife it was told that she had supposedly been seen in Kharkov with some ballet-master, while Styopa's wife allegedly turned up on Bozhedomka Street, where wagging tongues said the director of the Variety, using his innumerable acquaintances, had contrived to get her a room, but on the one condition that she never show her face on Sadovaya . . . |
| Итак, Степа застонал. Он хотел позвать домработницу Груню и потребовать у нее пирамидону, но все-таки сумел сообразить, что это глупости... Что никакого пирамидону у Груни, конечно, нету. Пытался позвать на помощь Берлиоза, дважды простонал: "Миша... Миша...", но, как сами понимаете, ответа не получил. В квартире стояла полнейшая тишина. | And so, Styopa moaned. He wanted to call the housekeeper Grunya and ask her for aspirin, but was still able to realize that it was foolish, and that Grunya, of course, had no aspirin. He tried to call Berlioz for help, groaned twice: 'Misha . . . Misha . ..', but, as you will understand, received no reply. The apartment was perfectly silent. |
| Пошевелив пальцами ног, Степа догадался, что лежит в носках, трясущейся рукою провел по бедру, чтобы определить, в брюках он или нет, и не определил. | Moving his toes, Styopa realized that he was lying there in his socks, passed his trembling hand down his hip to determine whether he had his trousers on or not, but failed. |
| Наконец, видя, что он брошен и одинок, что некому ему помочь, решил подняться, каких бы нечеловеческих усилий это ни стоило. | Finally, seeing that he was abandoned and alone, and there was no one to help him, he decided to get up, however inhuman the effort it cost him. |
| Степа разлепил склеенные веки и увидел, что отражается в трюмо в виде человека с торчащими в разные стороны волосами, с опухшей, покрытою черной щетиною физиономией, с заплывшими глазами, в грязной сорочке с воротником и галстуком, в кальсонах и в носках. | Styopa unstuck his glued eyelids and saw himself reflected in the pier-glass as a man with hair sticking out in all directions, with a bloated physiognomy covered with black stubble, with puffy eyes, a dirty shirt, collar and necktie, in drawers and socks. |
| Таким он увидел себя в трюмо, а рядом с зеркалом увидел неизвестного человека, одетого в черное и в черном берете. | So he saw himself in the pier-glass, and next to the mirror he saw an unknown man, dressed in black and wearing a black beret. |
| Степа сел на кровать и сколько мог вытаращил налитые кровью глаза на неизвестного. | Styopa sat up in bed and goggled his bloodshot eyes as well as he could at the unknown man. |
| Молчание нарушил этот неизвестный, произнеся низким, тяжелым голосом и с | The silence was broken by this unknown man, who said in a low, heavy voice, and with a |
| иностранным акцентом следующие слова: | foreign accent, the following words: |
| - Добрый день, симпатичнейший Степан Богданович! | 'Good morning, my most sympathetic Stepan Bogdanovich!' |
| Произошла пауза, после которой, сделав над собой страшнейшее усилие, Степа выговорил: | There was a pause, after which, making a most terrible strain on himself, Styopa uttered: |
| - Что вам угодно? - и сам поразился, не узнав своего голоса. Слово "что" он произнес дискантом, "вам" - басом, а "угодно" у него совсем не вышло. | ‘What can I do for you?' - and was amazed, not recognizing his own voice. He spoke the word 'what' in a treble, 'can I' in a bass, and his 'do for you' did not come off at all. |
| Незнакомец дружелюбно усмехнулся, вынул большие золотые часы с алмазным треугольником на крышке, позвонил одиннадцать раз и сказал: | The stranger smiled amicably, took out a big gold watch with a diamond triangle on the lid, rang eleven times, and said: |
| - Одиннадцать! И ровно час, как я дожидаюсь вашего пробуждения, ибо вы назначили мне быть у вас в десять. Вот и я! | 'Eleven. And for exactly an hour I've been waiting for you to wake up, since you made an appointment for me to come to your place at ten. Here I am!'[2] |
| Степа нащупал на стуле рядом с кроватью брюки, шепнул: |