Styopa felt for his trousers on the chair beside his bed, whispered: |
- Извините... - надел их и хрипло спросил:- Скажите, пожалуйста, вашу фамилию? | 'Excuse me . . .', put them on, and asked hoarsely: 'Tell me your name, please?' |
Говорить ему было трудно. При каждом слове кто-то втыкал ему иголку в мозг, причиняя адскую боль. | He had difficulty speaking. At each word, someone stuck a needle into his brain, causing infernal pain. |
- Как? Вы и фамилию мою забыли? - тут неизвестный улыбнулся. | 'What! You've forgotten my name, too?' Here the unknown man smiled. |
- Простите... - прохрипел Степа, чувствуя, что похмелье дарит его новым симптомом: ему показалось, что пол возле кровати ушел куда-то и что сию минуту он головой вниз полетит к чертовой матери в преисподнюю. | 'Forgive me ...' Styopa croaked, feeling that his hangover had presented him with a new symptom: it seemed to him that the floor beside his bed went away, and that at any moment he would go flying down to the devil's dam in the nether world. |
- Дорогой Степан Богданович, - заговорил посетитель, проницательно улыбаясь, -никакой пирамидон вам не поможет. Следуйте старому мудрому правилу, -лечить подобное подобным. Единственно, что вернет вас к жизни, это две стопки водки с острой и горячей закуской. | 'My dear Stepan Bogdanovich,' the visitor said, with a perspicacious smile, 'no aspirin will help you. Follow the wise old rule - cure like with like. The only thing that will bring you back to life is two glasses of vodka with something pickled and hot to go with it.' |
Степа был хитрым человеком и, как ни был болен, сообразил, что раз уж его застали в таком виде, нужно признаваться во всем. | Styopa was a shrewd man and, sick as he was, realized that since he had been found in this state, he would have to confess everything. |
- Откровенно сказать... - начал он, еле | 'Frankly speaking,' he began, his tongue barely |
ворочая языком, - вчера я немножко... | moving, 'yesterday I got a bit...' |
- Ни слова больше! - ответил визитер и отъехал с креслом в сторону. | 'Not a word more!' the visitor answered and drew aside with his chair. |
Степа, тараща глаза, увидел, что на маленьком столике сервирован поднос, на коем имеется нарезанный белый хлеб, паюсная икра в вазочке, белые маринованные грибы на тарелочке, что-то в кастрюльке и, наконец, водка в объемистом ювелиршином графинчике. Особенно поразило Степу то, что графин запотел от холода. Впрочем, это было понятно - он помещался в полоскательнице, набитой льдом. Накрыто, словом, было чисто, умело. | Styopa, rolling his eyes, saw that a tray had been set on a small table, on which tray there were sliced white bread, pressed caviar in a little bowl, pickled mushrooms on a dish, something in a saucepan, and, finally, vodka in a roomy decanter belonging to the jeweller's wife. What struck Styopa especially was that the decanter was frosty with cold. This, however, was understandable: it was sitting in a bowl packed with ice. In short, the service was neat, efficient. |
Незнакомец не дал Степиному изумлению развиться до степени болезненной и ловко налил ему полстопки водки. | The stranger did not allow Styopa's amazement to develop to a morbid degree, but deftly poured him half a glass of vodka. |
- А вы? - пискнул Степа. | 'And you?' Styopa squeaked. |
- С удовольствием! | 'With pleasure!' |
Прыгающей рукой поднес Степа стопку к устам, а незнакомец одним духом проглотил содержимое своей стопки. Прожевывая кусок икры, Степа выдавил из себя слова: | His hand twitching, Styopa brought the glass to his lips, while the stranger swallowed the contents of his glass at one gulp. Chewing a lump of caviar, Styopa squeezed out of himself the words: |
- А вы что же... закусить? | 'And you ... a bite of something?' |
- Благодарствуйте, я не закусываю никогда,- ответил незнакомец и налил по второй. Открыли кастрюльку - в ней оказались сосиски в томате. | 'Much obliged, but I never snack,' the stranger replied and poured seconds. The saucepan was opened and found to contain frankfurters in tomato sauce. |
И вот проклятая зелень перед глазами растаяла, стали выговариваться слова, и, главное, Степа кое-что припомнил. Именно, что дело вчера было на Сходне, на даче у автора скетчей Хустова, куда этот Хустов и возил Степу в таксомоторе. Припомнилось даже, как нанимали этот таксомотор у "Метрополя", был еще при этом какой-то актер не актер... с патефоном в чемоданчике. Да, да, да, это было на даче! Еще, помнится, выли собаки от этого патефона. Вот только дама, которую Степа хотел поцеловать, осталась неразъясненной... черт ее знает, кто она... кажется, в радио служит, а может быть, и нет. | And then the accursed green haze before his eyes dissolved, the words began to come out clearly, and, above all, Styopa remembered a thing or two. Namely, that it had taken place yesterday in Skhodnya, at the dacha of the sketch-writer Khustov, to which this same Khustov had taken Styopa in a taxi. There was even a memory of having hired this taxi by the Metropol, and there was also some actor, or not an actor . . . with a gramophone in a little suitcase. Yes, yes, yes, it was at the dacha! The dogs, he remembered, had howled from this gramophone. Only the lady Styopa had wanted to kiss remained unexplained ... devil knows who she was . .. maybe she was in radio, maybe not. . . |
Вчерашний день, таким образом, помаленьку высветлялся, но Степу сейчас гораздо более интересовал день сегодняшний и, в частности, появление в спальне неизвестного, да еще с закуской и водкой. Вот что недурно было бы разъяснить! | The previous day was thus coming gradually into focus, but right now Styopa was much more interested in today's day and, particularly, in the appearance in his bedroom of a stranger, and with hors d'oeuvres and vodka to boot. It would be nice to explain that!
|