— Их способность устранять конкурентов и побеждать оппонентов, сохраняя при этом имидж идеальной и счастливой семьи?
— И это тоже, — говорит Этель. — Но в основном — их преданность. Глубокая любовь друг к другу. Их любовь к вам, дочерям, — Этель делает последний стежок по канве, потом завязывает нитку узлом и подрезает ножницами. — Их нежелание нарушать обещания, данные своим любимым.
Она, конечно, права. Я знаю, что, несмотря на все невзгоды в их жизни, мама и отчим очень любят нас. Так же, как мама любила моего отца, Сэма. И задолго до того, как она встретила моего отца, она уже любила Дэмиена. В детстве. Их юная любовь ярко горела, но не выдержала невзгод. По крайней мере, так они думали, пока не умер мой отец, потом эти угольки вновь медленно разогрелись.
— Так ты думаешь, я смогу отговорить их от убийства Лаклана, потому что… мои родители любят свою семью? Это бессмысленно, тетя.
Этель поворачивается ко мне, и я встречаюсь с ее глазами серого цвета, который застилает острый ум, скрывающийся за туманной пленкой.
— Ты помнишь, как ходила на похороны отца Дэмиана, когда была маленькой? — я качаю головой. — Тебе было около пяти лет. Это был первый раз, когда твоя мама и отчим увидели друг друга после стольких лет разлуки. Я уверена, что не единственная почувствовала, как между ними возник электрический разряд. Но у твоей мамы были вы, дочки. У нее был Сэм. Жизнь продолжалась. И не важно, как сильно Дэмиан и Нина любили друг друга, они никогда бы не нарушили клятвы и не причинили бы боль твоему отцу. Если бы мы не потеряли Сэма, ничего бы не изменилось.
Я сглатываю, пытаясь вызвать в памяти воспоминание о похоронах, но оно не приходит. Как и смысл того, что Этель пытается сказать, хотя она внимательно наблюдает за моей реакцией, словно умоляя уловить суть.
— Я правда не понимаю. Ты хочешь сказать, что, по-твоему, родители ничего не предпримут против Роуэна, когда они со Слоан поженятся, потому что не станут нарушать ее клятвы?..
Этель хихикает и качает головой.
— Нет. Они, конечно, заботятся о Слоан, но лишь из-за тебя. Они приняли ее из-за того, что она сделала для тебя в Эшборне. Но их приоритет — это твое счастье. Они не смогут разбить твое сердце.
— Значит… если я выйду замуж…?
Ноты, которые казались бессвязными, внезапно слились воедино. Новый аккорд возник из хаоса.
— Посмотри еще раз на свои колени, девочка, — говорит тетя, и я опускаю взгляд на свадебное платье, лежащее на моих ногах. — И расскажи мне о Лаклане Кейне.
6
_
ЛЕЙТОНСТОУН
ЛАКЛАН
Двери гостиницы «Лейтонстоун» распахиваются, открывая вид на океан и изогнутую дорожку, обсаженную цветами. Ангельская мелодия фортепиано и гитары доносится до нас вместе с запахом моря.
Слоан крепче сжимает мою руку, и я искоса бросаю на нее взгляд. Ее черные волосы убраны с лица свободными волнами, которые развеваются на ветру, проникающем в комнату. Когда она улыбается, на ее щеках появляется румянец, ямочки у губ становятся еще глубже.
Она поднимает на меня проницательный взгляд карих глаз.
— Ты пялишься на мои сиськи?
Я фыркаю и задыхаюсь.
— Господи Иисусе, — шиплю я, когда она одаривает меня коварной улыбкой и делает шаг вперед, таща меня за собой. — Я думал, что мой брат — самая большая заноза в заднице, но появилась ты.
— Я пытаюсь тебя усмирить, Лаклан. Честно говоря, это сложно, — говорит она, и ее улыбка становится только шире, когда я слабо протестую. — Но, если серьезно, не забывай, что я сказала.
Из моего горла вырывается стон. Я помню.
Не будь придурком. Потанцуй с подружкой невесты.
Я набираю в грудь воздуха, чтобы спросить, почему это так важно, или сделать еще одну попытку отвертеться, но Слоан перебивает меня.
— Приказ невесты, — шепчет Слоан, словно проникая прямо в мой мозг. — Или я выколю тебе глаз.
— Я бы хотел посмотреть на твои попытки.
— Так, я говорила, что будет, если кто-то испортит вечер? — когда Слоан поднимает на меня взгляд, ее губы слегка дрожат, и ворчание, которое я хотел выпалить в ответ, улетучивается. Ее дразнящая бравада тоже исчезает, и она знает, что я вижу ее нервозность под маской, и блеск слез в глазах.
— Кстати, — говорю я, похлопывая ее по руке. — Помнишь, как ты в первый раз пришла в ресторан, и я был там?
Слоан кивает, стараясь не смотреть на меня.
— Я кое-что прошептал своему брату. Хочешь знать, что я сказал?
Она замирает, затем снова кивает.
— Я сказал: «Эта девушка слишком хороша для тебя, придурок, но она уже влюбилась. Не облажайся». И он не облажался. Одно я знаю точно, Леди-паук. Вы с Роуэном созданы друг для друга.
Слоан морщится, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Сделав несколько глубоких вдохов и промокнув глаза салфеткой, она берет себя в руки.
— Спасибо.
— Не за что. Просто убирай подальше виски от моего брата. Он начнет петь «Каменистая дорога в Дублин7», и это будет кошмар. Жуткий кошмар. У него такой ужасный голос, что сам сатана зарыдает.
— Отдать Роуэну все стаканы с виски. Поняла.
— Господи помилуй.
Слоан издает нервный смешок. И когда мы подходим к открытой двери, она дрожит, ее рука кое-как держится за мою.
Мы переступаем порог.
И я точно чувствую момент, когда она видит моего брата, ожидающего в конце алтаря под аркой из цветов, на фоне мерцающего моря, освещенного утренним солнцем. Слоан ослабляет хватку на моей руке. Дрожь проходит. Ее улыбка становится шире.
А что касается Роуэна?
Он хнычет как баба.
Роуэн прижимает к глазам носовой платок, но это не спасает его от новых слез. Он переминается с ноги на ногу, пока Фионн кладет руку ему на плечо и что-то шепчет на ухо. Что бы это ни было, Фионн получает удар ладонью по голове, но Роуэн не сводит глаз со Слоан.
— Вы когда-нибудь оставляете друг друга в покое? — шепчет мне Слоан, пока Фионн улыбается, а Роуэн продолжает ныть.
— Обычно нет. Не-а.
— Так и думала.
Мы замолкаем, поскольку уже дошли до гостей. Их всего несколько, в основном друзья Роуэна, несколько ближайших коллег Слоан по работе и пожилая тетя Ларк, и все они стоят и наблюдают за нами с теплыми и ободряющими улыбками. Они загораживают от нас музыкантов, сидящих где-то слева у цветочной арки, но, даже не видя их, я узнаю голос певицы.