Каждый шаг Лаклана по направлению ко мне полон угрозы. Он как хищник. Но я не отступаю, несмотря на то, что мой размазавшийся макияж от слез, и кажется, я потеряла накладную ресницу, потому что, черт возьми, они все время отпадают, когда я рядом с этим мужчиной.
Лаклан не останавливается, пока не нависает надо мной, его взгляд темнеет и наполняется злобным огнем, но он не прикасается ко мне, когда говорит:
— Я расхаживал по гримерке, герцогиня. Хотел отдать тебе ключи, чтобы ты отвезла нас домой, а потом трахать тебя так жестко, чтобы ты завтра не смогла ходить.
Все в моем теле замирает. Все, кроме сердца. Оно колотится в ритме стаккато, и я начинаю сомневаться, что поврежденный орган останется внутри, а не вырвется из груди.
— Я… ну… — делаю шаг назад, но Лаклан следует за мной. Еще шаг, и моя задница упирается о стойку с раковиной. Я расправляю плечи и пытаюсь вызывающе вздернуть подбородок, но чувствую себя слишком беззащитной, чтобы облачаться в доспехи. — Ну… я… ты…
— Тебе всегда есть, что сказать, Ларк Кейн. Выкладывай, потом я тоже кое-что скажу.
Его смертельно темные глаза прикованы ко мне. Кажется, что каждая клеточка его тела нацелена на меня. У меня внутри все переворачивается, когда он делает шаг в мою сторону, касаясь моего тела своим.
Боже милостивый.
— Надо было подать мне сигнал летучей мыши, — наконец говорю я.
Наступает краткий, напряженный момент, когда никто из нас не двигается, а затем Лаклан смеется — по-настоящему смеется. В уголках его глаз даже появляются морщинки.
— Ладно, чертова катастрофа. В следующий раз сделаю так, раз уж ты не подумала проверить сообщения, — говорит он, беря в руки пульт дистанционного управления.
— Я оставила свой телефон в раздевалке, — отвожу взгляд от пристального взгляда Лаклана и открываю текстовые уведомления на своих часах.
|В гримерку. Сейчас же.
— Ой. Это, эм…
Лаклан вопросительно приподнимает бровь.
— Властно.
— Властно, — повторяет он
Я киваю и пытаюсь вернуть себе уверенность.
— Но если ты собираешься пользоваться пультом дистанционного управления вместо телефона, тебе, наверное, стоит протестировать его. Посмотрим, работает ли он по-прежнему.
— Я уже протестировал. Перед аудиторией из трехсот человек…
— Пятисот.
— …пятисот человек. Моя жена. На сцене. Кончает. Перед пятью сотнями гребаных зрителей.
Моя жена. Его собственнические нотки прорезают мои мысли. Отдаются эхом в голове. Отдаются рикошетом в груди. Я пытаюсь не обращать на это внимания и одариваю его надменным взглядом, но эти два слова крутятся у меня в голове.
— Только ты это заметил.
— Я в этом очень сомневаюсь, герцогиня.
— Это тебя беспокоит?
— Ты искренне пела те слова? Ты прощаешь меня?
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Сначала ответь на мой вопрос, — Лаклан наклоняется ближе, не сводя с меня глаз. Каждое слово произносится медленно и отчетливо: — Ты. Пела. Это. Искренне?
Я сглатываю.
— Да.
Лаклан слегка отстраняется, и я стараюсь не двигаться вместе с ним, хотя мое тело сгорает от желания его близости, умоляя о его прикосновениях. Его взгляд отрывается от моего. Он рассматривает меня от капелек пота, выступивших на лбу, до кончиков ботинок и обратно. Когда он встречается со мной взглядом, в его глазах горит огонь, потребность и страстное желание.
— Беспокоит ли это меня? — спрашивает он, возвращаясь к моему вопросу. — Видеть тебя на сцене и знать, что я довожу тебя до оргазма, но при этом не могу прикоснуться? — Лаклан придвигается ближе. Он наклоняется вперед, но старается не прикасаться ко мне. — Да, это пиздец как меня беспокоит, герцогиня. Очень сильно. И в хорошем, и в плохом смысле.
Я прикусываю губу, а Лаклан наблюдает, как будто это единственное, что он видит, как будто в мире больше ничего не существует, кроме этого маленького проявления желания.
— Что ты собираешься с этим делать? — шепчу я.
Медленная, дикая, хищная ухмылка появляется в уголках его губ, а глаза становятся тусклыми, их цвет поглощает страсть. Он поднимает пульт, который сжимает в руке, и включает его. Даже при низкой мощности вибрация болезненно отдается в мой набухший клитор.
— Покажи мне эту игрушку, — командует он, — и тогда узнаешь.
Молниеносным движением Лаклан поднимает меня за талию и сажает задницей на стойку.
Мы смотрим друг на друга. Губы приоткрыты. Дыхание прерывистое. Нас разделяют всего несколько дюймов, и тонкие нити запрета уже настолько натянулись, что почти лопаются.
Именно Лаклан делает первый шаг, медленно наклоняясь вперед. Он преодолевает это расстояние, касаясь губами моей щеки и вызывая дрожь во мне. Его мольба ласкает мой слух.
— Герцогиня, — шепчет он. Его голос — это заклинание. — Покажи. Мне.
Лаклан отстраняется ровно настолько, чтобы встретиться со мной взглядом. Он не прерывает зрительного контакта, обхватывая мою руку своей и направляя ее к прозрачной ткани, прикрывающей мои ноги. Прижимает мои пальцы, убирая свою руку.
Я делаю два неглубоких вдоха, а затем сжимаю сетчатую ткань в кулаке, потянув ее вверх по ноге. Чем яростнее желание горит в его глазах, тем медленнее я двигаюсь, растягивая как его, так и свои мучения. Следом я задираю юбку, и когда край ткани задевает руку Лаклана, лежащую на моем бедре, он опускает взгляд вниз. Гладит большим пальцем. Его мышцы напряжены. Я замедляюсь, поднимая юбку все выше, пока, наконец, не достигаю кружевного края трусиков.
И останавливаюсь.
Потемневший взгляд Лаклана устремляется на меня. Он проводит большим пальцем по подолу.
— Я думал, ты их не носишь, — говорит он низким и хрипловатым голосом.
— Особые обстоятельства, — накрываю его руку своей, когда он хватается за край трусиков. — Я хочу тебя, — говорю я, прежде чем в его мыслях успевают зародиться сомнения. — Ты знаешь обо мне и моем прошлом то, о чем я никому не рассказывала.
Его лицо искажается от боли. Он делает вдох, чтобы ответить, но я прижимаю кончики пальцев к его губам.
— Только не думай, будто я хочу всяких нежностей, — на моих губах появляется улыбка. — Я тебе не скромная маленькая герцогиня. Я твоя чертова шлюха, понял?