Но даже несмотря на то, что секунды тикают, а сигнализация ревет, Лаклан не торопит меня. Он осторожно кладет маленький футляр на грудь Стэна и протягивает мне щипцы для разрезания костей.
— Указательный и большой пальцы, когда будешь готова, — говорит он, достает пластиковый пакет и кладет его между нами. — Тогда мы займемся другим… делом…
Я беру левую руку Стэна и начинаю работать щипцами. Прижимаю их острые края ко второму суставу указательного пальца, где их можно легче разъединить. Даже с совершенно новыми щипцами требуется сильное давление, чтобы добиться успеха, но вскоре все получается, и я кладу отрезанный палец в пакет вместе с пальцем, который Лаклан только что отсек с правой руки Стэна.
— Ты молодец, — говорит Лаклан, и я встречаюсь с ним взглядом. Это не просто признание моих способностей, а наблюдение, что, несмотря на знакомство с мертвым человеком, лежащего между нами, это не мешает мне работать.
— Ага, — говорю я, одаривая его улыбкой, сжимая большой палец Стэна щипцами. — Вообще-то, это похоже на какую-то терапию.
Лаклан морщит лоб, осекая большой палец правой руки, не сводя с меня глаз.
— Стэн, безусловно, был полезен моей семье. После того, что случилось с моим отцом, именно Стэну было поручено научить меня некоторым «жизненным навыкам», по крайней мере, до тех пор, пока Дэмиан не занял его место. Например, разница между ударом молотком и ударом локтем, — я стискиваю зубы, сжимая ручки щипцов вместе, пока сустав, наконец, не поддается давлению с хрустом. — И хотя я благодарна ему за то, что он научил меня нескольким полезным приемам, его нельзя было назвать самым чутким инструктором. И знаешь, я бы не сказала, что только из-за него в нашей жизни все было хорошо.
— Да. Логично, — говорит Лаклан, открывая пластиковый пакет, чтобы я кинула в него отрезанный палец. Запечатав, он кладет пакет во внутренний карман куртки. — Несмотря ни на что, я горжусь тобой, слышишь?
— Ты мой муж, милый. Ты обязан так говорить.
На щеках Лаклана появляется очаровательный румянец, прежде чем он прочищает горло и грубовато просит Конора уточнить время.
— Три минуты.
— Блять, — Лаклан достает следующий набор инструментов и кладет их на грудь Стэна. Там есть шприц, наполненный каким-то раствором, и пластиковая баночка с формалином. Скальпель. Ножницы. Набор щипчиков. И что-то, подозрительно напоминающее маленькую ложечку для мороженого. — Ты готова?
У меня в животе бурлит желчь.
— Наверное, нет.
— Я тоже.
Мы приближаемся к лицу Стэна, и Лаклан передает мне щипцы.
— Конор, ты на сто процентов уверен, что в его системе безопасности есть сканер радужной оболочки глаза?
— Уверен на сто десять процентов. Наслаждайся.
— Блять, — Лаклан выглядит таким же бледным, как и я, когда двумя пальцами зажимает ресницы Стэна и приподнимает его верхнее веко. — Подержи щипцами.
Я делаю, как он просит, и вставляю инструмент, чтобы отодвинуть веко. Лаклан смачивает поверхность глаза Стэна жидкостью из шприца, потом с глубоким, прерывистым вздохом берется за скальпель.
— Беру назад свои слова, теперь я не против впутать Слоан в это дело, — говорю я. — Мы должны были ее попросить сделать это. Чертовски отвратительно.
— Не ты же вытаскиваешь его, — говорит Лаклан, наклоняясь над головой Стэна со скальпелем. Он начинает разрезать тонкую мышцу, которая прикреплена к глазному яблоку. Достаточно одного взгляда на его успехи, и мне приходится отвернуться, давясь рвотным позывом. — Черт возьми, только не это.
— Я не специально.
— Меня сейчас стошнит из-за тебя.
— Пожалуйста, давай быстрее.
— Да, быстрее, — говорит Конор, — потому что кто-то заметил задержку и вызвал пожарных.
— Черт, — шиплю я в рукав.
Лаклан хлопает меня по запястью.
— Давай нижнее веко.
Как только я хватаюсь за нижнее веко, по желеобразной белой поверхности стекает струйка крови, и я содрогаюсь. Трясущейся рукой мне удается захватить кожу щипцами, мой желудок скручивает и опять начинается рвотный позыв.
— Держи себя в руках, Ларк, — рявкает Лаклан, в его голосе столько же мольбы, сколько и приказа.
— Как?
— Подумай о Киану.
— Нет, не смей его впутывать.
— Блять, ладно. Дерьмо, — Лаклан ругается, а я утыкаюсь вспотевшим лбом в сгиб локтя. — Как, черт возьми, Слоан это делает?
— Просто представь, что это обычный шарик, — говорит Конор. — Или мармеладка «Trolli Glotzer» в виде глаза. Габс обожает такие штуки. Там внутри красный кислый сок.
Я снова давлюсь, когда Лаклан изрыгает поток ругательств, некоторые на ирландском, хотя я едва могу разобрать его слова из-за воющей сигнализации и стука сердца, отдающегося у меня в ушах.
— Не сравнивай с едой, придурок. Гребаное дерьмо.
— Да, отвали, Конор. Оставь моего мужа в покое.
— Ларк, ложку. Дай мне ложку.
Меня тошнит. Лаклан давится. Конор хихикает.
Мне удается взять себя в руки, чтобы схватить инструмент и сунуть его в руку Лаклана.
— Вытащи уже эту штуку, ради всего святого.
— То же самое можно сказать в постели…
— Заткнись, — шипит Лаклан. — Дай мне ножницы, герцогиня.
Я передаю ему ножницы, и мгновение спустя раздается победный возглас. Беру банку с формалином и задерживаю дыхание, когда Лаклан опускает глаз в жидкость. Я даже не успеваю плотно закрыть крышку, как Лаклан уже убирает окровавленные инструменты, с его губ все еще срываются приглушенные ругательства.
В наушнике раздается смех Конора.
— Кстати, я пошутил. Нам не нужен глаз.
— Пошел ты нахуй, Конор, — рявкаем мы в унисон, когда я прячу банку в карман. Лаклан застегивает молнию на мешке для трупов и откатывает стол обратно к стене.