Я не говорю ей, что все будет хорошо. Не знаю, правда ли это, и не хочу притворяться, что подобные комментарии — не банальны. Я больше не буду говорить пустые, обнадеживающие слова. Ни самой себе, ни другим. Поэтому вместо этого беру Роуз за руку через стол и говорю ей, что на самом деле чувствую.
— Я буду скучать по тебе.
Роуз кивает.
— Я тоже буду скучать по тебе, — шепчет она. Ее улыбка становится очень грустной, и у меня щемит в груди. — Ты знаешь, что говорят о цирке.
— Что, шоу должно продолжаться?
— Нет, — говорит она. — Шоу не начнется, пока ты не прыгнешь.
Я заворожена словами Роуз и ее мерцающими темными глазами, когда ее телефон вибрирует от сообщения, разрушающего чары между нами. Взглянув на экран, она убирает устройство со стола в карман.
— Док здесь. Думаю, еще увидимся. Не забывай меня.
Мы оба встаем и сжимаем друг друга в объятиях. Дрожь в плечах Роуз разбивает мне сердце и наполняет его болью. Я знаю, что бы ни происходило у них с Фионном, это не мое дело, и она, похоже, не хочет вдаваться в подробности, но я не могу удержаться.
— Видимо, Лаклан все-таки не был самым ярым засранцем из рода Кейнов, — шепчу я, и Роуз смеется в моих объятиях.
— Да. Видимо, нет, — говорит Роуз, целуя меня в щеку. — Береги себя, Главный конюх.
Слабо улыбнувшись на прощание, Роуз поворачивается и выходит из кафе. Я наблюдаю, как она открывает дверцу машины, ожидающей у тротуара, и исчезает внутри.
До дома рукой подать, и я иду, переписываясь со Слоан. Они с Роуэном проводят выходные на Мартас-Винъярд, наслаждаясь своим супружеским счастьем, и, думаю, я тоже начинаю наслаждаться, хотя у нас с Лакланом все было немного не так, как хотелось бы. Но разве это имеет значение? В жизни есть проторенный путь, по которому идет большинство людей, вступая в брак. Сначала влюбляются. А только потом произносят клятвы. Но, возможно, мне никогда не суждено было стать на этот путь. Меня удивляет больше то, что я счастлива там, где я есть.
Я думаю об этом прозрении, когда вхожу в квартиру и отправляю Лаклану сообщение, что вернулась домой. Откладываю мобильный, чтобы немного поиграть с Бентли, он хватает игрушку, которую Лаклан купил ему на прошлой неделе. Мы играли в перетягивание, когда мой телефон на кофейном столике завибрировал от входящего звонка.
Волнение, которое я испытала, ожидая увидеть на экране контакт Лаклана, улетучилось, когда вместо него появилось «мама».
— Привет, мам.
— Милая.
Я уже знаю, что она скажет дальше.
Прямо перед тем, как прозвучат слова, во времени возникает вихрь, который ощущается еще хуже, чем в тот момент, когда ты слышишь, как они произносятся вслух. Это похоже на ожидание укола иглы — ты знаешь, что будет больно, но представлять это иногда еще хуже, чем момент, когда она вонзается тебе в кожу.
— Тетя Этель скончалась.
Боль пронзает меня, как удар топора в грудь. Слезы градом катятся по лицу. Мы все знали, что это произойдет. Я думала об этом каждый день. И все же у меня такое чувство, будто внутри образовалась дыра, пустота, которая затягивает. Которую невозможно заполнить. Как будто она была создана только для того, чтобы поглощать.
Слезы не прекращаются, пока мама рассказывает мне подробности. Этель скончалась во сне. Все было спокойно. Она говорит все то, что может утешить после потери. А потом говорит о всем, что нужно делать дальше. Голос мамы звучит неуверенно, когда она спрашивает, не хочу ли я встретиться с ними в Шорвью до того, как приедет похоронное бюро, чтобы забрать тело Этель. Она едва успевает задать вопрос, прежде чем я говорю ей «да» и прошу подождать меня. И хотя мама не спрашивает напрямую о Лаклане, он первый человек, присутствия которого я жажду. Его спокойное выражение лица. Его неподвижную тень на фоне моего колеблющегося света. Приятно сознавать, что он видел меня такой, какой не видел никто, и не ушел.
Как только мама вешает трубку, я набираю номер Лаклана из списка избранных. Пытаюсь взять себя в руки, но кажется, что комната пульсирует с каждым ударом моего сердца, и водянистая пелена застилает мне обзор.
Лаклан отвечает после первого гудка.
— Привет, герцогиня. Я как раз думал о тебе.
— Привет.
Это все, что мне нужно было сказать. Всего одно короткое слово. И вздох печали.
— Что не так? Что-то случилось? Ты в порядке? Где ты?
Для однословного человека, шквал вопросов почти заставляет меня улыбаться, несмотря на боль, которая заполняет каждую клеточку в груди.
— Этель, — говорю я, преодолевая камень, застрявший у меня в горле. — Она умерла.
— Ох, Ларк, мне так жаль, любимая. Я приеду и заберу тебя. Что-нибудь нужно?
— Будет быстрее, если мы встретимся в доме престарелых, — я начинаю собирать свои вещи в сумку и направляюсь на кухню, чтобы налить воды Бентли, а он следует за мной по пятам. — Мои родители уже в пути. Я закажу Uber.
— Ты уверена?
— Да. Со мной все будет в порядке. Просто… — я замолкаю и сжимаю губы, пытаясь сдержать горе, которое проникает в каждую кость, в каждую каплю крови. Делаю несколько неуверенных вдохов и до боли в пальцах наматываю оторвавшуюся нитку свитера, прежде чем снова могу заговорить. — Просто она была моим якорем, — говорю я, направляясь в свою спальню. — Она была стойкой в любой шторм. Да, я знала, что это произойдет, но все равно чувствую себя… брошенной на произвол судьбы. Оказывается, когда ждешь подобного, легче не становится, понимаешь? Я надеялась, что у нас будет немного больше времени.
— Понимаю. Я тоже, герцогиня. Мне жаль, я знаю, как много она для тебя значила, — в трубке слышен тяжелый, обеспокоенный вздох Лаклана. — Я могу что-нибудь сделать?
Хриплый, безрадостный смешок срывается с моих губ, прежде чем горло снова перехватывает.
— Возможно. Но сейчас мне просто нужны объятия.
— Это я умею, — говорит Лаклан. Я прижимаю телефон к уху и снова даю волю слезам. Я чувствую утешение в его молчании. Знаю, что он рядом, дает мне время. Он еще один мой надежный якорь в шторме. Я стою в спальне, которая стала нашей, уставившись в пол, захваченная потоком мыслей, когда его тихий голос, наконец, призывает меня.