Брови Лиандера приподнимаются, когда Робби протестующе визжит с другого конца комнаты.
— Он нацелился на детей, Лаклан. И на этот раз он случайно добрался до детей, чьи родители могут себе позволить нанять людей, которые могут вершить правосудие. Таких людей, как ты.
Я обращаю свое внимание на Робби, который борется с кабельными стяжками, которыми его запястья и лодыжки привязаны к металлическому стулу. В его широко раскрытых глазах нет ничего невинного. Его приглушенные протесты — это эгоистичные мольбы, а не раскаяние.
Хотя я не удосужился узнать подробности выходок Робби до того, как мы его схватили, я знаю, что Лиандер не лжет. Он никогда не лжет.
Я не отрываю взгляда от Робби, когда беру дротик из ладони Лиандера.
Нет необходимости поворачиваться и смотреть на босса, чтобы оценить его реакцию. Я чувствую ее. Его улыбка, словно дыхание, касается моей кожи, прежде чем он отступает на шаг.
Я делаю свой бросок. Робби вскрикивает, когда дротик попадает ему в лоб и, срикошетив от кости, приземляется ему на колени.
— Ух, хорошая попытка. Почти в яблочко. Но я все равно выигрываю, — заявляет Лиандер, выстраиваясь в очередь для следующего броска. Он уже собирается пустить дротик, когда раздается сигнал тревоги. Мы одновременно поворачиваемся к экрану. Запись игры в регби приостанавливается, а на экране камер наблюдения в правом верхнем углу видны ворота поместья Лиандера. Там стоит старая «Хонда Сивик».
Секундой позже раздается звонок на мобильный Лиандера.
— Впусти его, — говорит он вместо приветствия. Вешает трубку, не попрощавшись, и я наблюдаю на экране, как открываются ворота. Машина выезжает на подъездную дорожку, которая вьется между сосен.
Я меняю дротик на пистолет и направляюсь к стальной двери подвала, пока Лиандер делает бросок.
— Сейчас вернусь, — ворчу я, и пронзительный крик Робби раздается за спиной, когда тяжелая дверь захлопывается за мной.
Тишина в остальной части дома — это успокаивающий бальзам после криков страданий. Октябрьское солнце уже опустилось так низко за лес, что всю дорогую мебель и вычурные декорации не видно в тени. Жена Лиандера и дети уехали на выходные. Даже охранники держатся на расстоянии. Иногда боссу хочется притвориться, что он простой парень со скучной жизнью. Из тех, кто выпивает пару кружек пива в пятницу вечером. Развлекается со своими инструментами. Заказывает еду на вынос. Иногда играет пару раундов в дартс.
Но в своем типичном стиле высокофункционального психопата Лиандер доводит до конца практически все свои дела.
Я открываю входную дверь и прячу пистолет за толстой обивкой из красного дерева, но направив дуло в сторону парня. В доме Лиандера никогда нельзя расслабляться.
— Одна пепперони и одна мясная? — спрашивает он, проверяя чек.
У меня скручивает желудок. Пицца — плохой знак. Лиандер всегда лучше себя ведет, когда готовит заказывает тайскую кухню — он не любит растрачивать вкусную еду.
— Кажется, да.
Дав парню чаевые и заперев дверь, я убираю пистолет в кобуру и спускаюсь с коробками обратно в подвал, по пути бросая тоскливый взгляд на настенные часы. Почти половина шестого. Слава богу, сегодня вечером. у меня есть веский повод свалить отсюда к чертовой матери.
Когда я вхожу в комнату, у Робби в коже торчат еще три дротика.
— Ура, черт возьми. Я умираю с голоду. Дартс — это спорт, вообще-то, — говорит Лиандер, описывая высокую дугу дротиком, вероятно, в надежде, попасть Робби в макушку. Вместо этого дротик вонзается в бедро, металлическое острие глубоко заседает, и стоны нашего пленника сопровождают музыку, которая звучит из динамиков, установленных на стенах.
У меня начинает болеть голова.
— Мх-м-мх.
— Тяжелая работа.
— Да, ты чертовски вспотел.
Лиандер улыбается и следует за мной к стойке бара, где я ставлю коробки рядом с забрызганными кровью щипцами и выдернутыми зубами.
— Проголодался?
— Поразительно, но совсем нет.
— Всего один кусочек?
Я качаю головой.
— Приберегу место для сегодняшнего вечера.
— Ах, да. Роуэн готов к торжественному открытию своего нового заведения «Палач и черная птичка»? — Лиандер открывает коробку с пепперони и достает кусочек. Мои зубы сжимаются, как это происходит каждый раз, когда он упоминает моих братьев по имени. Лиандер всегда был добр к ним, в тех редких случаях, когда встречался с ними лицом к лицу. Но доброта — это коварная маска. Приманка. Я видел уродливое существо, которое скрывается за дружелюбием.
— Готов настолько, насколько это возможно.
— Пожелай ему удачи от меня, ладно? — улыбается он, откусывая еще один кусок пиццы и запивает большим глотком пива. — Два ресторана. Кто бы мог подумать, что вы все так далеко пойдете. Роуэн — успешный шеф-повар. Фионн — долбанный врач. А у тебя своя мастерская. Спорим, ты и представить себе не мог в тот день, когда я вас нашел, как я вас подниму.
— Ага, — отвечаю я, и мой голос слабеет, когда туман воспоминаний рассеивается, вступая в борьбу с настоящим.
— Я до сих пор помню, как будто это было вчера — Роуэн был таким неуклюжим подростком, по подбородку текла кровь. Как будто из фильма про зомби. Сначала я подумал, что он откусил от Фионна кусок, пока не понял, что тот зашивает губу Роуэна гребаной швейной иглой.
Я киваю, или, по крайней мере, мне так кажется. Лиандер продолжает говорить, но я его почти не слышу.
Воспоминание осталось незапятнанным. Я как будто окунулся в этот момент. Каждое изображение четкое. Ясное. Я помню каждую деталь, от мельчайшей до огромной. Я все еще чувствую призрачную пульсацию в кончике своего отрезанного пальца. Вижу тот самый багровый оттенок, который сочился из глубокого пореза на верхней губе Роуэна. Я помню сосредоточенность в глазах Фионна, когда он протягивал нитку через разорванную плоть. Помню, как лунный свет лился в окно и отражался от разбитых осколков стекла и последних фарфоровых маминых тарелок, разбросанных по полу.
И особенно ярко я помню безжизненное тело отца, лежащее у моих ног, мой ремень, обернутый вокруг его шеи, один конец которого все еще был обмотан вокруг моего липкого, трясущегося кулака.